статья Святой источник

Евгений Попов, 30.11.2010
Белла Ахмадулина. Фото Дмитрия Борко

Белла Ахмадулина. Фото Дмитрия Борко

Мы были знакомы тридцать два года. Полагаю, что дружбе нашей столько же лет.

Личное наше знакомство состоялось осенью 1978 года в однокомнатной квартирке покойной Евгении Семеновны Гинзбург, матери Василия Аксенова, где мы ладили альманах "Метрополь".

- Здравствуйте, Белла Ахатовна, - серьезно сказал я, открывая дверь.

- Здравствуйте, Евгений Анатольевич, - серьезно ответила вошедшая Изабелла Ахатовна Ахмадулина и вдруг неожиданно добавила:

- Может, сразу перейдем на "ты"? Чувствую, впереди много еще будет приключений, так что чего уж там...

Тут она, как практически и во всем другом, была решительно права - приключений оказалось более чем достаточно: отъезды, обыски, запреты, радость человеческого застолья, наша со Светланой Васильевой свадьба в переделкинской "стекляшке", на которой Белла Ахатовна была свидетельницей, перестройка, демократизация, дикий капитализм и последующее разрушение квадратуры неведомого круга, в котором живут и выживают люди.

Особый свет падает на то и тех, с чем и с кем соприкасалась Ахмадулина в жизни и литературе. Жизнь и литература изначально сопряжены ею в одно целое, вот почему описание так называемых "простых людей" у сибирского ночного костра в ее ранней прозе для меня не менее важно, чем строки об Ахматовой, Пастернаке, Мандельштаме или ее блистательное и робкое повествование о встрече с гуру Набоковым в швейцарском городе Монтрё.

Она обладала уникальной способностью говорить СЛОЖНО, то есть ВЫСОКО, но с полной уверенностью - поймут. А не поймут, так почувствуют, что в принципе одно и то же.

Ее стихи внесли в нашу грубую непредсказуемую жизнь ту долю любви, благородства, изящества и доброты, что необходима была для выживания как всего нашего народа, так и отдельных его представителей. Ее тарусский цикл "Сто первый километр", освященный именем Марины Цветаевой, приобрел в конечном итоге значимость эпики. Ее голос невозможно спутать ни с чьим другим. Принадлежность этого голоса Белле Ахмадулиной определяется на уровне строки, слова и звука.

Развитие событий торопя,
во двор вошли знакомых два солдата,
желая наточить два топора
для плотницких намерений стройбата.

К точильщику помчались. Мотоцикл -
истопника, чей обречен затылок.
Дождь моросил. А вот и магазин.
Купили водки: дюжину бутылок.

Как это сделано - непонятно. Почему это все же не Николай Некрасов с его дворянскими заботами о "чаянии народном", а поэт начала третьего тысячелетия Белла Ахмадулина, имеющая разночинный опыт сплошной жизни под властью коммунистов? Нет ответа.

Или ответ этот лежит на поверхности? Ведь основное различие искусства и неискусства в том, что неискусство все говорит до конца, а искусство - вечная тайна. Некрасов, кстати, тоже тайна: если ты так сильно любил народ, как мы учили в школе, то зачем, спрашивается, барин, ты так много играл в карты? А впрочем, сентенция эта бессмысленна, как любая попытка понять жизнь, сообразуясь с убогими внешними средствами, ограниченными пространством и временем.

Однажды мы вместе с Беллой Ахатовной поднялись на гору Мтацминда, что расположена в красивом городе Тбилиси, неоднократно воспетом в ее стихах и прозе. Она звезда, ее всюду и всегда узнавали. Какой-то офицер тогда еще Советской армии пылко и поэтично заговорил, явно обращаясь не к двум своим вальяжным спутницам, а к знаменитой Ахмадулиной.

- Вот это - святой источник. Если кто из него попьет, тот будет жить двести лет.

- Интересно, в каком чине вы будете через двести лет? - задумчиво спросила его Белла Ахатовна.

Евгений Попов, 30.11.2010


новость Новости по теме