До середины ноября в Третьяковке на Крымском Валу будут экспонироваться самые яркие работы российских художников последних сорока лет, которые галерея вытащила из своих запасников, чтобы создать впечатляющую выставку "Русский поп-арт". Ее куратор Андрей Ерофеев, возглавляющий в Третьяковке отдел новейших течений, использовал как повод американскую выставку "Энди Уорхол: художник современной жизни", организованную Музеем Уорхола в Питтсбурге и открывшуюся одновременно с "Русским поп-артом", на одном этаже.

Экспозиционная идея Ерофеева оказалась достаточно мощной, чтобы заставить две выставки звучать как цельный проект, где Уорхол становится интересен еще и своим русским эхом, а работы наших художников следуют в мировом арт-русле. Становится ясно, что вопреки социально-политической ситуации искусство России оставалось частью мирового и прежде всего западного.

Получилась фактически общая выставка об истории одного художественного течения, вот уже больше трех десятилетий определяющего стилистику современного образа жизни, в основе которого лежит непрерывное потребление.

Андрей Ерофеев проделал большую кураторскую работу по отбору и внятному экспонированию сотен работ и создал превосходную выставку. Его проект – это ретроспектива русского искусства последних сорока лет, но также и срез текущей арт-ситуации.

Несмотря на огромное число работ, размещенных в явно тесном для них пространстве, выставка четко структурирована и легко читается как исторический текст. Начало представлено ностальгическими работами мэтров советского неофициального искусства – Ильи Кабакова, Рогинского, Чуйкова, Янкилевского, Макаревича, Сокова - все это уже чистейшая, дистиллированная классика актуального искусства. Многие работы давно не выставлялись, и выставка Уорхола для Третьяковки – удачный повод для актуализации своих фондов. Многие старые работы мы вряд ли скоро увидим вновь.

Отношение к Уорхолу у наших художников всегда было сложное, хотя Андрей Ерофеев настаивает на их идейной самостоятельности. По его словам, только "Александр Косолапов в Америке попал под влияние Энди Уорхола и создал вещи, аналогичные американскому поп-арту. Все остальное здесь довольно далеко от прямых аналогий".

Самый распространенный упрек русскому поп-арту – его вторичность и подражательность, но это слишком очевидное обвинение, лежащее на поверхности и маскирующее отсутствие мыслей в критической голове. Гораздо труднее понять, что нашему художнику двигаться в актуальном русле было много труднее, поскольку он не находил в окружающем никакой опоры и полагался только на собственное эстетическое чутье.

Виталий Комар и многие вслед за ним высказывались в том смысле, что русский поп-арт – это оксюморон, что в стране тотального дефицита и очередей не может быть художественного течения, поющего гимн потреблению. Однако во времена холодной войны и железного занавеса, сквозь который просачивалась лишь чистая интонация, а образы оставались по ту сторону, отцы соц-арта (Виталий Комар один из них) сделали в России то же, что и Уорхол в Америке, – и без всяких скидок на вторичность и подражательность. Сравнение не самое беспочвенное: соц-арт, как и поп-арт, работает с неким избытком знаков, только не товарных, а идеологических. Этот избыток циркулирует в обществе и преломляется в стиле, в котором спустя тридцать лет общность оказывается сильнее, чем различие. Хотя различие, конечно, интереснее.

Соц-арт вдохновлялся идеологией, Уорхол и западный поп-арт – консьюмеризмом, а современный поп-арт работает с медиа, с образами поп-культуры после Уорхола, которые концентрирует в глянцевом образе уже не предметный, а имиджевый избыток. В "Русском поп-арте" немало иронического цитирования и перефразирования Уорхола: гомерический "Борщ" Юрия Альберта вместо классического супа "Кэмбелл", канистры опального Авдея Тер-Оганьяна в прикиде любимого супа Энди; микс из ярких поп-артовских клише Виноградова с Дубоссарским. Много старых работ Олега Кулика (ГТГ восстановила его знаменитую прозрачную корову, оплодотворяемую быком. Внутри коровы растут цветы и летают птицы – иронический апофеоз российского плодородия). В раннем автопортрете неутомимого арт-провокатора Авдея Тер-Оганьяна цитируется рекламный образ парфюма Армани, только красавцу добавлены усы – скорее как у Гитлера, чем как у Чаплина.

В разделе "Нео-поп-арт" тончайший и изысканный Мамышев-Монро, замечательный Шеховцов, и еще много ярких художников. "Синие носы" сделали проект "Девочки и цветочки" - смешной и брутально-блистательный: "Девушек мы сами придумали, а фоны приобрели на Черкизовском рынке, он для поп-артистов – Мекка. Надо ходить не на выставку Энди Уорхола, а на рынок, там весь поп-арт".

В "Кинотеатре" Сергея Шеховцова поролоновые зрители смотрят на нас из темного кинозала, и мы чувствует себя участником реалити-шоу, за которым ведется непрерывное наблюдение. А со стены Третьяковки за нами наблюдают опасные чеченские мужчины в адидасовских спортивных костюмах ("Мюриды" Алексея Каллимы).

Русский поп-арт оказывается гораздо опаснее и острее нейтрального, не цепляющего, диетического поп-арта американского классика. Русский поп-арт тяготеет к тому, что плохо продается: реальности, смерти, иронии и сарказму. Русский поп-арт на фоне Уорхола выглядит интеллектуально, неотесанно и неряшливо, но и не столь претенциозно, как Уорхол. Эти две выставки показывают, что у искусства, где бы оно ни находилось, есть собственные причина и цель - и они весьма непросто связаны с политической системой.