На этой неделе в Ростове-на-Дону огласили приговор Сергею Резнику. В ноябре 2013 года журналист был приговорен к полутора годам тюрьмы, по второму приговору срок увеличился до трех лет. Кроме того, Резнику на два года запретили заниматься журналистикой.

Представляем обзор выдвинутых против Резника обвинений, а также мнения юристов и коллег по журналистскому цеху. Сергей Резник, говорят они, человек гиперэмоциональный и непростой в общении, однако от этого уголовные дела не перестают быть абсурдными.

В чем признали виновным Сергея Резника?

По первому приговору (полтора года тюрьмы):

• Коммерческий подкуп (пункт "б" части 2 статьи 204 УК РФ). По версии обвинения, Резник передал администратору пункта техосмотра автомобилей две тысячи рублей за предоставление диагностической карты без прохождения техосмотра. Доказательством стали показания оперуполномоченного Андрея Глинкина, заявившего, что он видел факт передачи денег.

• Заведомо ложный донос, соединенный с искусственным созданием доказательств обвинения (часть 3 статьи 306 УК РФ). Резник получал звонки с угрозами от лиц, которые представлялись сотрудниками полиции. После того как он подал заявление о преступлении, уголовное дело было сфабриковано против него самого. По версии следствия, он попросил своих знакомых за вознаграждение в 10 тысяч рублей имитировать звонки с угрозами - якобы Резник делал это, чтобы поднять свой журналистский рейтинг.

• Оскорбление представителя власти (статья 319).

По второму приговору (три года тюрьмы):

• Заведомо ложный донос, соединенный с обвинением лица в тяжком или особо тяжком преступлении (часть 2 статьи 306 УК РФ). Резник подал ходатайство об исключении показаний оперуполномоченного Глинкина из материалов его первого дела. В этом ходатайстве он назвал Глинкина лицом, подозреваемым в сексуальных связях с несовершеннолетним, не достигшим 16 лет. Как поясняют люди, знакомые с обстоятельствами дел Резника, заявления о педофилии Глинкина были своеобразной пародией на показания самого Глинкина: Резник хотел таким образом показать, что и сам может выдумать против него любые свидетельства. Так или иначе, характеристика Глинкину была дана в предположительной, а не утвердительной форме.

• Оскорбление трех представителей власти (статья 319 УК РФ).

Кто и на что оскорбился?
(Практически все спорные публикации из ЖЖ Резника удалены, судить об их содержании приходится по пересказам.)

По первому приговору:

Председатель Арбитражного суда Ростовской области Ольга Соловьева: "городская крокодилица арбитражного судопроизводства", "тетя-мотя Соловьева", "курочка", "ослица", "пернатая ослица", "косоглазая старушка с дребезжащим голосом", "содержанка судебной системы", "эти стеклянные, смотрящие в разные стороны глаза... характерны для нестабильных в психическом смысле особей".

По второму приговору:

Оперуполномоченный Управления экономической безопасности и противодействия коррупции Ростовской области Андрей Глинкин: "педофил".

Начальник центра "Э" Ростовской области Дмитрий Ищенко: "ссыкливый пес". (Резник не был автором записи об Ищенко, он сделал репост.)

Зампрокурора Ростовской области Роман Климов: "Тракторист" (слово упоминалось как кличка чиновника), "аферист", "бес", "прохвост".

Тумас Мисакян, адвокат Резника:

Ощущение от приговора и вообще от дела такое, что в очередной раз пренебрегли не только законом (к этому мы привыкли), но и обычным здравым смыслом, логикой. Кто будет утверждать, что один и тот же человек в одно и то же время может быть высоким и низким, то есть выдвигать два противоречащих суждения? Будет ли кто-нибудь доказывать, что один и тот же человек в одно и то же время будет относиться к совершенно разным возрастным категориям? 12 лет, 14, 16. Тем не менее, в нашем деле это произошло. Обвинение утверждало, что Резник сообщил о совершении Глинкиным преступления, и утверждает, что потерпевший относился сразу к нескольким возрастным категориям: с 12 до 14 лет, с 14 до 16, с 16 до 18. Может ли такое определение быть непротиворечивым? Cуд сказал, что может.

В одной части приговора суд сказал, что неприличная форма высказывания необходима для квалификации оскорбления, в другой части суд утверждал, что это совсем не обязательный признак состава преступения. Два противоречивых утверждения в одном процессуальном документе.

Главная опасность в том, что суд придал решающее значение в квалификации оскорбления не форме публикации, а субъективному восприятию потерпевшего. Подобный прецедент делает непредсказуемой правоприменительную практику по делам об оскорблениях. Сегодня прокурор оскорбится на слово "Тракторист", завтра они на что-то еще оскорбятся...

Надежда Ажгихина, секретарь Союза журналистов России:

Резник человек непростой. Общаться с ним не всегда легко и не всегда приятно. Я общалась с ним, я встречалась с ним по собственной инициативе, когда мы защищали его после избиения. Я его пригласила на наше совещание, которое проводил местный Союз журналистов, он с радостью пришел, но сказал, что в местный Союз он вступать не хочет сам: отношения с руководством Союза у него были непростые, как со многими руководителями и со многими людьми в регионе.

Но его сложный характер, его неуравновешенность и пристрастие к крайним выражениям, так же как и нарушение профессиональной этики, никоим образом не могут исключить его из ряда журналистов, которые нуждаются в защите. Это очень сложно для нашего сообщества. К сожалению, некоторые наши коллеги считают, что, если он неправильно выступал, то и нечего его защищать, когда на него несправедливо нападают. Это абсолютно недопустимо, и надо на этом сделать акцент.

Леонид Никитинский, обозреватель "Новой газеты", член Совета по правам человека при президенте:

Линия, за которую нельзя выходить журналисту, очень тонкая, она определяется субъективно, экспертной оценкой. Резник занимался немножко заказухой, сильно - эпатажем и руганью, но тем не менее для меня он остается журналистом. Его надо понять как феномен, потому что такой феномен есть практически в каждом регионе.

Мы в прошлом году попытались провести исследование газетной журналистики в регионах, понять, что там происходит. И мы видим такую картину: серое забетонированное пространство, все сидят на договорах об информационном обслуживании, все всем довольны, получают денежки... И на этом фоне любой возглас человека, который позволяет себе что-то, даже со стороны коллег вызывает реакцию: "Да замолчи ты, все молчат, а тебе чего надо?"

Наша коллега описала этот феномен: человек начинает биться головой в стену, истерика у него. Эта истерика по-журналистски объяснима: его выталкивают постоянно на обочину, говорят, ты не журналист, ты такой-сякой - и это его заставляет, учитывая еще его характер, впадать в истерику, употреблять вот эти выражения. Если бы поляна газетной журналистики была нормальной, то он был бы нормальным газетным журналистом, таких вещей не делал бы. С одной стороны, его провоцируют и выгоняют на эту обочину, заставляют быть маргиналом, а когда он выскочил, его - опа, и схватили.

Борис Тимошенко, руководитель службы мониторинга Фонда защиты гласности:

За последние два года Резник фигурировал в результатах нашего мониторинга более 27 раз. Это не только уголовные дела, это и реальные угрозы в его адрес, это и постоянный прессинг его семьи, это, наконец, нападение. Но это не просто нападение: использовались бейсбольная бита и травматическое оружие. Можно квалифицировать его как покушение. Не то чтобы удивляет, но заставляет задуматься... Хотелось бы знать, на какой стадии находится расследование того самого покушения. Вчера посмотрел по нашей базе, но нигде не нашел сведений о расследовании нападения на него.

Галина Арапова, директор и ведущий юрист Центра по защите прав СМИ:

Причиной преследования Резника стало большое количество критических публикаций против должностных лиц, в том числе в сфере ЖКХ, представителей правоохранительных органов. Говорят, что он был последовательным критиком в том числе и губернатора. Но в данном случае у нас все потерпевшие - сотрудники правоохранительных органов. Почему бы не использовать имеющийся у тебя в руках инструмент против человека, который тебе надоел регулярной критикой? Я боюсь, что это искушение, которое они не смогли преодолеть.