статья Юридический разбой

Дмитрий Борко, 24.03.2016
Виктор Паршуткин. Фото с личной страницы в Фейсбуке

Виктор Паршуткин. Фото с личной страницы в Фейсбуке

После приговора Надежде Савченко в Ростовской области близится к завершению еще один показательный процесс над украинским заложником. Против крестьянина Сергея Литвинова сфабриковано дело о разбое. Первоначально ему вменялись массовые убийства и военные преступления, но эти обвинения были сняты. В материалах дела официально подтверждено, что украинца жестоко пытали. О суде рассказывает адвокат Литвинова Виктор Паршуткин.

Что сейчас происходит в суде?

Во вторник мы допрашивали единственного потерпевшего - Александра Лысенко. Он был очень хорошо подготовлен с пропагандистской точки зрения, пытался делать политические заявления о том, какие зверства творятся украинцами на Донбассе. Но нас интересовали только факты. Оказалось, что он весьма активно участвовал в событиях - сопровождал грузы гуманитарной помощи в Луганск и даже в конце 2014 года получил контузию. Нас интересовало, проходил ли он КПП на российско-украинской границы в районе села Мамотское, где у него дом и где якобы в конце июня - начале июля Литвинов с двумя неустановленными военнослужащими совершил грабеж, похитив у него две машины. Лысенко говорит, что нельзя было пройти границу с российской стороны, не предъявляя паспорт. Но руководство российской погранслужбы отказалось предоставить суду сведения о пересекавших КПП гражданах, сославшись на то, что закон не обязывает их это делать.

О пограничниках с украинской стороны Лысенко сказал, что все они его закадычные друзья и никогда не интересовались его паспортом, пропуская просто так. Это звучит нелепо, поскольку в деле есть данные украинской погранслужбы о том, что обвиняемый Литвинов последний раз пересекал границу 27 февраля 2014 года. Значит, контроль все же был. Важно, что этот участок границы всегда, с самого начала конфликта, контролировался украинскими пограничниками, там никогда не было ополченцев. Что касается самого потерпевшего, то проверка, проведенная украинской прокуратурой, показала, что в последний раз Лысенко видели соседи в его доме в декабре 2013 года. С тех пор дом стоит заколоченным. А по версии следствия Литвинов совершил там разбойное нападение на Лысенко в середине лета 2014-го.

Я просил его показать хоть какой-либо документ, подтверждающий, что эти два якобы похищенных автомобиля принадлежат именно ему. Когда выяснилось, что у него нет техпаспортов этих машин, он уверенно заявил, что в Украине таких документов просто не делают. В отношении одной машины, Opel Frontera, он представил свидетельство о регистрации 1996 года на свое имя, но на территории Украины. По сведениям же из украинского ГАИ, автомобиль до 1997 года принадлежал другому гражданину Украины, а в 1997 году был снят с регистрации без дальнейшего восстановления. К тому же номера в предъявленном свидетельстве принадлежат совсем другому автомобилю - "Жигулям", которые сегодня находятся в розыске.

На второй автомобиль, "УАЗ-452", он также представил свидетельство о регистрации, но на имя другого человека - гражданина Украины Альберта Акопяна. И еще генеральную доверенность от этого Акопяна вообще на третье лицо. Смех и грех!

Знаете, у юристов вопросы всегда тупые, но они должны быть последовательны. Я спросил, есть ли у него хоть какая-то бумага по второй машине с его собственной фамилией. И тогда он показал страховой полис, где есть его фамилия и паспортные данные. В паспорте указаны его фамилия, имя, отчество и дата рождения, но паспорт оказался... украинским! При том, что Лысенко утверждает, что является гражданином России и украинского гражданства никогда не имел. Так как же вы его получили? Да вот, говорит, однажды взял и попросил выдать мне, его и выдали. А потом выбросил.

Я строил защиту на двух моментах. Было ли событие преступления? Литвинов не переходил границу в дни предполагаемого грабежа. То есть само событие оказалось придуманным, точно так же, как было придумано первое обвинение в убийствах мирных жителей. Но не оказалось и предмета преступления - эти автомашины существуют лишь в словах псевдопотерпевшего.

В среду был допрос Литвинова. В отличие от предыдущих дней в зале присутствовали телеоператор из "Громадске-ТВ" и корреспондент "Свободы". На предварительных слушаниях у нас постоянно были два украинских консула, хотя их и не пускали в зал. Но в последние дни была пустота. Видимо, из-за процесса Савченко, завершавшегося неподалеку. Завтра мы ждем консула.

Вы упоминаете многочисленные документы от украинских органов. В дел Савченко ни один такой документ не был принят судом. Как вам удалось этого добиться?

Кроме владения политической риторикой, надо хорошо знать УПК, судебную практику, каковы твои реальные возможности в конкретном деле. И наш закон, и многолетняя практика говорят, что российский адвокат может собирать доказательства только на территории России. Поэтому те доказательства, которые российские адвокаты получают извне, не будут учтены судом, их даже не удастся приобщить. Когда я занялся делом Литвинова, то по своей инициативе связался с украинским консульством. С руководителем консульского департамента Геннадием Брескаленко мы договорились, что свои запросы я направляю ему в Москве, как официальному представителю Украины. А уже консульство будет запрашивать украинские структуры - Генпрокуратуру, Пограничную службу, СБУ, МВД. Эти материалы по дипломатическим каналам будут присылаться в консульство в Москве, а уж консул на их основании составляет письмо на мое имя. Так мы и делали. Поэтому по первым "карательным" обвинениям Литвинова все поступившие от силовых структур Украины сведения были приняты во внимание судом, после чего дело о массовых убийствах было прекращено. То же мы сделали и по эпизоду разбоя. И свой запрос, и ответ консульства были переданы следователю и признаны допустимыми. Разумеется, важно передавать документы еще на этапе следствия, так гораздо легче добиться их приобщения к делу, чем на суде. Судьи не любят принимать дополнительные доказательства защиты - это расширяет доказательную базу и часто кардинально меняет дело.

84868
Сергей Литвинов в суде. Фото: Антон Наумлюк

Что с самим Литвиновым? Каковы условия содержания, был ли его допрос?

Был. Литвинов подтвердил, что видел "потерпевшего" впервые на очной ставке, а в его деревне ни разу не бывал. Остальное - лирика. Должен сказать, что Литвинов - человек с особенностями психическиого развития. Он даже не может сказать, сколько у него братьев, не помнит год рождения мамы. Трудно оценивать его показания. Сейчас он находится в следственном изоляторе Новочеркасска, там же, где Савченко. Но в дни суда его привозят на несколько дней в изолятор временного содержания в Миллерове. Это город в 30 километрах от Тарасовского, где слушается дело. Его даже успевают свозить туда пообедать из суда в перерыв.

Я не идеалист. Может быть, приговор будет не очень суровым, но вряд ли оправдательным. Поэтому я с первых дней готовлю основания для обжалования в Европейском суде. И просьба вернуть дело прокурору с переквалификацией на более тяжелую, "военную" статью с целью слушать его в суде присяжных - один из элементов такой работы. И это, насколько знаю, будет первая жалоба от лица украинских политических заключенных в ЕСПЧ.

Как вы можете охарактеризовать это дело?

Это все провокационные дела. Они инициированы ястребами в России и Украине, которым нужна война, которые хотят стравливать очень близкие народы. Самое печальное, что в этих делах героев нет, поскольку им самим приходится участвовать в этих провокациях.

Есть ли для вас "политические дела" и чем они отличаются?

В 2008 году я защищал директора школы независимой журналистики "Интерньюс" Манану Асламазян. Это была первая атака, которую власть повела на тех, кто работал на иностранные гранты. И не случайно первыми подверглись представители самой влиятельной сферы - тележурналисты. Конечно, я сразу понял, что это политическое дело. Политическим я называю дело, в котором затронуты общественные интересы, когда есть противостояние личности или социальной группы с государством и когда преследование со стороны государства идет вразрез с Конституцией и Европейской конвенцией о правах человека. И неважно, кто этот человек - Манана Асламазян или колхозник Литвинов.

Конечно, в таких делах надо строить работу с журналистами, чтобы процесс не замалчивался. Желательно, чтобы присутствующие на процессе журналисты делали самостоятельные репортажи, независимые от мнения адвоката. Тогда не будет лишней идеологии в отношениях с журналистами. Конечно, я тоже даю сдержанные комментарии, но для мня важно, чтобы общественность была информирована прежде всего в вопросе нарушения прав. Это внешняя работа. Но есть и внутренняя профессиональная и очень кропотливая процессуальная работа, которая в таких делах только удваивается. Приходится думать, как разбить фальсификацию.

В деле Литвинова была очень большая работа, которую проделывали не только я, но и консул Брескаленко и украинская правозащитница Мария Томак, которая не раз ездила по этим деревням, говорила с людьми, брала интервью. Мы ведь сами перепроверяли все факты.

Дело Литвинова - особое. Ведь ему одному были предъявлены обвинения в военных преступлениях. Уникально оно и тем, что в нем есть признание со стороны официального российского органа, что к человеку применялись пытки. Назначенная следователем психофизиологическая экспертиза показала, что по "карательным" эпизодам (убийство 39 человек) к нему были применены пытки электрическим током, избиения по голове металлическими предметами и т.д. Эта же экспертиза говорит, что большинство сведений, изложенных в деле от его имени, им не сообщались. Теперь мы продолжаем работать по остающемуся эпизоду.

Дмитрий Борко, 24.03.2016


новость Новости по теме