Продукты дорожают, жить становится хуже, но во всем виноват Запад, а мы готовы терпеть. Такую картину настроений россиян рисуют социологи по итогам последних опросов. Приведет ли экономический кризис к социальным протестам? Каковы будут их тематика и масштаб?

Андрей Пионтковский, политолог, член Комитета солидарности с Майданом:

Конечно, рано или поздно экономический кризис приведет к социальному недовольству и волнениям, но не думаю, что это будет слишком быстро. Если бы я был советником власти, я бы рекомендовал больше беспокоиться из-за политического кризиса, вызванного авантюрой на Украине, в котором есть и экономическая составляющая: санкции если и не стали причиной ухудшения экономической ситуации, то во всяком случае ее усугубили.

Путин загнал себя в военно-политический цугцванг, он не может решиться на полномасштабную военную операцию, которая повлечет за собой большие жертвы среди военнослужащих и потерю лица после всей демагогии о русском мире. Военно-политический кризис наступит быстрее, чем социальный. Крах украинской авантюры станет очевидным обществу - так же, как это было с крымской авантюрой Николая I, с Первой мировой войной. Последствия будут даже более масштабными, чем у советского вторжения в Афганистан. И это опасней, чем экономические неурядицы и социальное недовольство.

Андрей Демидов, лидер Межрегионального профсоюза "Учитель":

Общее правило социологии - ухудшение экономического положения приводит к росту протестных настроений. Вероятно, рост протестных настроений и акций ожидает и Россию. Но вопрос в качестве этого протеста. Вероятно, больше будут выходить под неполитическими лозунгами: вернуть зарплату или индексировать ее, повысить пенсии или не отнимать последние льготы. Вероятны протесты мелких предпринимателей - опыт показывает, что государство старается в кризис спасать крупный бизнес, но не малый.

Политические протесты тоже будут нарастать, но до поры до времени медленно. Скажутся усилия власти по жесткой зачистке политического поля от лидеров, потенциально могущих повести за собой массы. Самый показательный пример - посадка Удальцова.

Георгий Сатаров, политолог:

Влияние экономического кризиса на протест уже есть. Российский экономический кризис длится давно, и нынешняя фаза связана не с санкциями - она скорее вызвана внутренними причинами.

Кризис сказывается в расширении социального протеста. А поскольку нет возможности, как десять лет назад, забрасывать социальные выступления деньгами, они будут упираться в политические барьеры (неготовность власти разговаривать с гражданами, неадекватная реакция, отсутствие механизмов смены власти) и будут политизироваться. Не готов сказать точно, когда это произойдет, но определенно до 2018 года.

Ольга Романова, основатель движения "Русь сидящая":

Я думаю, что происходящее в экономике повлияет, увы, не на протест. Протестуют люди с гражданской позицией. А вот бунтуют - голодные. Протест - это выраженное в ультимативной форме, аргументированное и артикулированное публичное несогласие с действиями (бездействием) власти и публичное же предложение пути перемен. Бунт - это когда добровольцы из "Новороссии" возвращаются домой, не могут найти работу и кормить семьи - и в массовом порядке ищут предателей. Перебив интеллигенцию и не почувствовав улучшения, они пойдут к Кремлю с простым и естественным вопросом: "Ы?". Поскольку вопрос в ответе не нуждается, просто зайдут в Кремль, перебьют посуду, нассут в вазу и провозгласят диктатуру и прочую ВЧК. Примерно к тому и идет.

Павел Аптекарь, историк, обозреватель "Ведомостей":

Судя по настроениям наших граждан, видимым по опросам и в социальных сетях, они уже почувствовали, что запрет на импорт ряда продуктов отразился на благосостоянии, прежде всего на качестве питания. Однако это, равно как и утрата перспективы "более лучше одеваться", не привело к существенному росту протестных настроений и резкому снижению доверия к власти и олицетворяющему ее президенту.

Можно сравнить этот феномен с патриотическим подъемом начального периода Первой мировой войны, когда миллионы людей воспринимали начавшиеся боевые действия как недолгие испытания перед праздником национального духа, как начало новых, лучших времен. Ситуация изменилась, когда стало понятно, что невзгоды - это надолго, а победа очень далеко (если вообще будет). Тогда отношение людей и к войне, и к власти, действия которой превратили повседневную жизнь в испытание, резко изменилось. Власть и олицетворявший ее монарх утеряли свою сакральный авторитет.

Татьяна Ворожейкина, политолог:

Государственные ресурсы сокращаются, и затраты на образование и здравоохранение будут урезаться. Это давно уже происходит в той другой России - не-Москве. Но когда это началось и в Москве, это стало более заметно. И я думаю, что отказ государства от своих социальных обязательств так или иначе будет вести к политизации начавшихся социальных протестов.

Но здесь есть очень важная вещь. Это, условно говоря, "Крым наш". Я считаю, что важнейшим водоразделом является эта имперская составляющая. Все, что может быть мобилизовано под "крымнаш", будет властью так или иначе погашено. То, что выходит за рамки имперской мобилизации, представляет для нее опасность. Сама идея - заменить отсутствие экономических успехов мифической защитой русских и якобы восстановлением империи и Советского Союза - работает хорошо, потому что для многих людей, и не только в том возрасте, что застали СССР, принадлежность к большой и сильной стране была и остается компенсацией собственной несостоятельности.

Я считаю, что эффективность имперской мобилизации будет затухать, но не думаю, что это будет происходить в прямой связи с ухудшением экономического положения. Здесь взаимосвязь более сложная.

Элла Панеях, социолог:

Прямо сейчас экономический кризис вряд ли повлияет на протесты: когда люди чувствуют существенное, но плавное изменение своего экономического положения к худшему, им на некоторое время становится не до общественной активности, они пытаются удержаться на плаву. Возможны локальные выступления там, где будут закрываться предприятия и происходить массовые увольнения, как это недавно произошло в Москве по поводу закрытия больниц и сокращения медицинского персонала. Но массового подъема активности в ближайшие месяцы я не ожидаю.

На следующем этапе кризиса, когда рецессия примет затяжной характер и станет понятно, что ее невозможно объяснить ни происками врагов, ни временными трудностями, граждане начнут искать виновника своих бед под следующим фонарем. А под следующим фонарем у нас с комфортом расположилось любимое правительство и лично Путин Владимир Владимирович. На них граждане повесят как их реальные ошибки и управленческую беспомощность (втравили в войну, потратили деньги на всякие там олимпиады, кормят Крым, Кавказ и т.д.), так и вполне объективные обстоятельства (падение цен на нефть, необходимость урезать необоснованно завышенные на благоприятной конъюнктуре бюджетные расходы). В условиях экономического спада, особенно высокой инфляции, настроения довольно быстро становятся пессимистическими, и за это разочарование отвечать будут в первую очередь власти – они же у нас за все отвечают, никаких других субъектов политики, с которыми можно бы было разделить ответственность, по их же вине в стране фактически не осталось.

Вполне могу себе представить через год-другой массовые протесты, скорее всего под популистскими "социальными" лозунгами, с весьма аморфным лидерством и склонным к радикализации по самому деструктивному сценарию активистским ядром. Это будут не нынешние радикалы, а люди, которых в благополучные времена (например, во время прогрессистских протестов 2012 года или националистических выступлений чуть раньше) политика вообще не интересовала. Вялый советский ресентимент, который режиму удалось оседлать и поставить себе на службу, столкнется с гораздо более активным постсоветским ресентиментом под лозунгом "верните нам нефтяную халяву и сделайте как было".

Кирилл Рогов, политолог, публицист:

У нас принято рассуждать об этом в марксистско-ленинской, условно говоря, схеме: люди, недовольные ухудшением своего положения, выходят на улицу и сметают правительство. Так на самом деле почти никогда не происходит. И масштаб ухудшения для этого должен быть очень значительный - война, разруха. В прочих случаях процесс имеет гораздо более сложный вид.

Ухудшение в экономике с какого-то момента безусловно ведет к сокращению поддержки режима. Но главным следствием этого является не выход разъяренных масс на улицу, а снижение лояльности элит, которое происходит под влиянием как роста недовольства внизу, так и уменьшения объема ресурсов, которыми элиты оперируют. Снижение лояльности тоже не надо себе представлять примитивно: "начальник полиции отказывается выполнять преступные приказы". Нет, это уже самая поздняя стадия. На первой стадии все страшно лояльны, но все как-то перестает получаться. Приказы выполняются, но цели не достигаются. Это даже не фронда, а осознание элитами того, что цели режима и их цели не совпадают.

Два фактора - снижение поддержки и ропот снизу и снижение лояльности элит - начинают усиливать друг друга. Население, видя, что приказы не достигают цели, начинает еще меньше уважать власть, а элиты, наблюдая рост недовольства, - еще меньше себя с ней идентифицировать.

Социальные протесты будут, но они не являются двигателями процесса. В известном смысле они для режима не очень опасны. Тем более что режим тщательно готовится к тому, чтобы иметь деньги на их "тушение". Опаcны не протесты, опасно недовольство.

Путин пытается предотвратить этот сценарий радикальными превентивными ходами. Может быть, это что-то даст. Но с не меньшей вероятностью это может стать триггером ускоряющегося распада.