Недавно меня позвали на радио-ток-шоу, объяснив, что два других участника занимают крайние позиции, поэтому нужен, мол, центрист. Я подумал, что моя роль неблагодарная - будут лягать с обеих сторон. Однако обошлось - одна из виртуальных дам пару раз только тяпнула.

А тут написал колонку в "Гранях" на смерть Милошевича. Пошел потом в блог, куда заходишь как в общественное отхожее место при советской власти - зажимая нос. Ну натурально: обещания набить морду при личной встрече (знают, что ее никогда не будет) и грозные вопрошания, сколько мне заплатило ЦРУ. Иногда блоггеры в погонах спрашивают, сколько мне заплатила ФСБ: видимо, пытаются скомпрометировать в глазах мировой закулисы.

Ребята, вы уж там договоритесь о чем-нибудь одном, скажите, в какую кассу мне прийти получить сребреники - лэнглийскую или лубянскую - и по каким дням у вас получка. Или я двойной агент?

А вот еще такая реплика: "Хочется спросить автора: а как нужно было? Кто в этой истории "плохие парни"?" Имеется в виду - либо Милошевич "плохой", либо те, кто уморил его в гаагской тюрьме. Типа - на чьей стороне автор. Третьего не дано. Это положительно интересно.

Один коллега недавно даже так занятно выразился: я, говорит, до сих пор был против Гаагского трибунала, но поскольку против него теперь российская Госдума, то я "автоматически за". Вспоминается силлогизм Бродского про колхозы и Евтушенко. "Зачем же мнения чужие только святы?" На этот случай в американском судопроизводстве (может, и в каком другом - не знаю) имеется concurrent opinion: член судейского ареопага, голосовавший вместе с большинством, но по иным, нежели большинство, мотивам, разъясняет эти мотивы в совпадающем мнении.

Господа, поймите: ваши часы стоят, но дважды в сутки они показывают то же время, что и мои. У моих часов совпадающее мнение - только и всего.

В Америке журналисту, слава Богу, можно быть беспартийным. Я на своей собственной стороне. Особенно в истории с Милошевичем. Как князь Щербацкий в "Анне Карениной", который посреди всеобщего психоза православно-славянского братства не чувствует никакой любви к братьям славянам и огорчается по этому поводу: "Думал, что я урод или что так Карлсбад на меня действует". Эти сентенции князя и в особенности реплика его зятя Левина "Я сам народ, и я не чувствую этого" навлекли на себя исступленный гнев Достоевского, а издатель "Русского вестника" Катков отказался печатать последнюю часть романа, и она вышла отдельной брошюрой. "Теперь, когда я выразил мои чувства, - распекает Толстого Достоевский в "Дневнике писателя", - может быть, поймут, как подействовало на меня отпадение такого автора, отъединение его от русского всеобщего и великого дела и парадоксальная неправда, возведенная им на народ в его несчастной восьмой части, изданной им отдельно. Он просто отнимает у народа всё его драгоценнейшее, лишает его главного смысла его жизни. Ему бы несравненно приятнее было, если б народ наш не подымался повсеместно сердцем своим за терпящих за веру братий своих". Вон как!

По ходу расписывания (из третьих рук) зверств башибузуков у Достоевского положительно мутится разум: "О цивилизация! О Европа, которая столь пострадает в своих интересах, если серьезно запретить туркам сдирать кожу с отцов в глазах их детей! Эти, столь высшие интересы европейской цивилизации, конечно, - торговля, мореплавание, рынки, фабрики - что же может быть выше в глазах Европы?" Ну чем не нынешний думский вития, которому ненависть к Западу застит белый свет?

Люди осведомленные прекрасно знают: в ту войну братья-славяне уступали туркам лишь в масштабе зверств. То же самое было и в последнюю балканскую: кто брал город, тот и бесчинствовал. Просто сербы брали чаще. Возможно, для многих критиков Гаагского трибунала это окажется новостью, но трибунал этот судит отнюдь не только сербов, но и хорватов, и боснийских мусульман, и косовских албанцев - среди них тоже хватало головорезов. Он судит не на основании этнической или религиозной принадлежности, а на основании индивидуальной вины каждого. Просто делает это плохо и тем дискредитирует идею.

Ну а все же - почему вдруг ожили все эти "кто не с нами, тот против нас", "за большевиков али за коммунистов"? С каких пор от журналиста требуется не беспристрастность, не точка зрения частного лица, которая публике должна быть ближе и интереснее, а партийность и однобокость? Опять его мобилизуют против его воли, гонят на баррикады, не к тому, так к этому колу норовят привязать, опять к штыку приравняли перо. Я понимаю: вы сами к своему колу привыкли, вас душит страх лишиться привязи. Ну а я как доктор Живаго: "Я скажу а, а бе не скажу, хоть разорвитесь и лопните". А вы думали, почему средний класс называется средним?

Однажды на званом обеде мой случайный сосед по столу, осведомившись, кто я таков, спросил: какая тема меня как русского журналиста в данный момент волнует? Я сказал, что меня волнует, как проведет каникулы моя дочь. Он поразился, но на встречный вопрос должен был признаться, что его волнует ровно то же самое, только у него не дочь, а сын. И мы во всех подробностях обсудили каникулярную проблему.

Ценнейшее достояние современной демократии - право и возможность оставаться частным человеком, заботиться не о судьбах цивилизации, а о собственном доме. Но о судьбах цивилизации заботиться проще - спросу нет, зато всегда есть алиби: почему у тебя в доме крыша протекает? отстань, не до крыши сейчас - вон что в мире творится... Но если у человека нет потребности залатать собственную крышу, вряд ли ему можно доверить судьбы цивилизации.