Меж тем как либеральные эксперты настаивают на инновационном сценарии преодоления кризиса, все громче слышны голоса сторонников мобилизационной экономики. Возможна ли резкая перемена экономической политики Кремля и чем она чревата для России? Говорят Дмитрий Орешкин, Евгений Гонтмахер, Евгений Ясин, Игорь Бунин, Игорь Харичев.

Дмитрий Орешкин, политолог:

Здесь речь вообще не об экономике - здесь речь об интересах людей, которые контролируют власть. Это первоочередной приоритет - им надо эту власть удержать любыми средствами. Для этого могут использоваться любые объяснения, в частности, вариант с мобилизационной экономикой. Отечество в опасности - или кризис нам угрожает, или внешний враг - вводим чрезвычайные меры. Раз чрезвычайные меры, значит, на переправе коней не меняют, значит, выборы не актуальны, значит, задача по сохранению себя у власти решена.

Мобилизационная экономика (а мы имеем с ней большой опыт) оправдана, только если идет война или подготовка к войне: тогда любой ценой, тогда максимальная консолидация, тогда не важна эффективность - важно количество, не важна конкуренция - важно, чтобы все наличные ресурсы были собраны под одной рукой, и так далее. Это экономика не мирного, а военного времени, и Советский Союз, имевший мобилизационную экономику, в основном жил в условиях войны (с внутренними врагами или внешними) либо подготовки к войне.

Разговоры о том, чтобы выйти из кризиса с помощью мобилизационной экономики, - это, мягко говоря, лукавство, жестко говоря - лицемерие, а прагматично говоря - довольно циничный способ сохранить себя у власти, отменив институты гражданского контроля, отменив выборы, отменив оппозицию, критику. Мобилизационная экономика - она многое списывает, многое оправдывает.

Евгений Гонтмахер, руководитель Центра социальной политики Института экономики РАН:

Надо понимать, что мобилизационная экономика, о которой говорят сейчас, - это не экономика советского типа, это не национализация. Хотя Амурский судостроительный завод взяли и национализировали по просьбам трудящихся. Но если это станет массовым, как предлагает Юрий Михайлович Лужков, это не лучший вариант. Мобилизационный вариант означает, что бюджетные деньги будут сконцентрированы в каких-то очень узких секторах, что могут ввести запретительные пошлины на ряд импортных товаров и т.п. Но это все равно не экономика советского типа.

Я думаю, что скорее всего наша экономическая политика в ближайшие месяцы будет строиться так же, как она строится сейчас: как эклектика, как сочетание несочетаемого. С одной стороны, тот же Кудрин, как министр финансов, отвечающий за бюджет, будет пытаться проводить политику антиинфляционную, политику нераздувания государственных расходов. Но с другой стороны, будут реализоваться меры противоположные, как с "АвтоВАЗом": захотелось дать 23 миллиарда рублей - взяли и дали. Или с этим Амурским судостроительным заводом: там миллиарды рублей долгов, соответственно, их берет на себя государство, надо же как-то это все закрывать. Какой-то единой цельной экономической политики не проводится, в этом вся проблема.

Евгений Ясин, научный руководитель Высшей школы экономики:

В нашей стране может быть все что угодно, в том числе и самопоедание. Мобилизационная экономика - это как раз своего рода самопоедание. Причем в стране, которая 70 лет прожила при командной экономике и уже хорошо знает, что это такое - пустые полки, отсутствие всего кругом. Правильно говорят, что грабли - это наше национальное наступательное оружие.

Мобилизационная экономика к нынешнему этапу развития российской экономики не подходит совершенно, она только на случай войны. Надеюсь, никакой войны в ближайшее время не предвидится, если мы ее сами не развяжем. Что касается нынешнего этапа, мы более или менее благополучно прошли этап спуска - ту часть кризисного цикла, которая характеризуется снижением основных показателей. Сейчас, судя по всему, и у нас, и по всему миру наступает период стабилизации и движения к поиску выходов. Если мы возьмем за основу мобилизационную экономику, то мы никуда не выйдем.

Есть такая устойчивая мысль, которая копошится в головах российских хозяйственников и некоторых рабочих типа того Астраханцева, который объяснял Путину, зачем нужно национализировать судостроительную верфь в Комсомольске-на-Амуре. И Путин сказал: да, мы возьмем у частных собственников предприятия, которые оказались неэффективными, заплатим им символическую цену, никакой реприватизации не будет. Хочу напомнить знаменитое интервью бизнесмена Олега Шварцмана, который обрисовал современные методы относительно честного отъема собственности: когда к бизнесменам приходят, представляются как имеющие полномочия от силовых органов, объясняют владельцам, что те незаконно получили собственность, и говорят: отдайте за мизерную сумму и канайте, пока вас тут не прибили. Шварцман говорил, что эта политика пользуется очень высоким покровительством, называл г-на Сечина и т.д.

Я не берусь сейчас говорить насколько это обоснованно, - может быть, эту верфь в Комсомольске и надо было сразу приватизировать. Каждый случай индивидуален. Но я хочу сказать другое: каждый случай - это прецедент, и если вы каждый раз будете создавать прецедент отъема собственности, тогда у вас никогда не будет эффективной собственности. В том числе с людьми, которые были собственниками, нужно разобраться: почему они так плохо работали, оплачивали ли им государственный заказ или оплачивают только сейчас, когда государство получило себе эту собственность. Эти вопросы говорят о том, что мы опять поддаемся своим иллюзиям, своим старым ошибкам, своим предубеждениям и все время пятимся назад.

Мобилизационная экономика - это проклятье для России. Помочь может экономика инновационная, она ключ к тому, чтобы вывести Россию на новые рубежи, сделать ее цивилизованным государством, чтобы она перестала завидовать, была бы не хуже. Это свобода, это демократия, это возможности для свободного развития человека творческого. Ну кто же будет думать об этом, если мы будем строить мобилизационную экономику, в которой человек - это дерьмо, это то, что нужно использовать и потом выбросить как ветошь или в лучшем случае ставить к стенке, что успешно делалось в течение 70 лет.

Игорь Бунин, президент Центра политических технологий:

Никакого перехода к мобилизационной экономике не будет. Будет проводиться та же политика, что и сейчас: достаточно умная, достаточно дальновидная. Разве что, возможно, будут более рационально тратить резервные фонды - сначала брать проект, все плановые расчеты, а только потом давать деньги (сейчас иногда это делается бездумно). А так будет то же самое: помощь незащищенным слоям, безработным, банкам будут помогать чуть меньше, будут помогать отдельным предприятиям, особенно тем, которые находятся в плачевном положении. Ничего грандиозного. Если цена на нефть поднимется - уже сейчас она под 60 долларов за баррель, - тогда, возможно, будет больше долгосрочных проектов, чуть больше, чем сейчас. Сокращение финансирования таких проектов приостановится, а может быть, часть отмененных проектов вернется. И командной системы тоже не будет - хочется жить спокойно.

Игорь Харичев, генеральный директор журнала "Знание-сила":

Россию всегда отличал безусловный приоритет государства перед человеком. Здесь исстари решения принимались исходя из интересов государства, а не человека, здесь относились к людям как к расходному материалу, что особенно проявилось в советский период. В свою очередь, это оборачивалось упованием значительной части граждан на государство, порождало бюрократический характер государства, неизменно сопровождаемый всесилием и безответственностью чиновничества.

Россия сейчас готова к мобилизационному сценарию куда больше, чем к инерционному, а тем более к инновационному. Но горькая истина состоит в том, что в постиндустриальную пору возврат к мобилизационной экономике не устранит все нарастающее отставание России по отношению к развитым странам. Потому что в отличие от тридцатых-пятидесятых годов прошлого века нынешняя экономика стоит не только на высоких технологиях, не только на передовой науке, но и на инициативе экономически активных граждан. А ее чиновным усердием не заменишь. Она требует смены тех самых приоритетов, которые мы не в силах сменить.