Грядет, между прочим, знаменательный юбилей, не очень, кажется, замеченный.

А зря, по-моему. В контексте нынешних российско-американских двусмысленных "перезагрузок" в самый раз бы и вспомнить.

В самый раз бы и вспомнить, что попытки подобных перезагрузок уже были. По крайней мере на моей памяти они были раза три. Хотя и назывались всякий раз по-разному.

В брежневские времена это называлось "разрядкой международной напряженности". В рамках этой разрядки происходили всякие интересные события наподобие полета "Аполлона-Союза", каковой полет инспирировал появление неплохих по тем временам одноименных сигарет. Хоть что-то...

А еще в Москву прилетал президент Никсон. Я хорошо помню эти судорожные приготовления к визиту. Выражались они в основном в массовом сносе архитектурных объектов вдоль трассы из Внукова. Например, снесли на Октябрьской площади кинотеатр "Авангард", находившийся, между прочим, в здании старой церкви. Но кто, как говорится, считает. Эти приготовления москвичи обозначили словом "книксон".

А раньше, в хрущевские годы, это называлось "мирное сосуществование двух систем". Сосуществование было непростым, но очень веселым и чреватым бурным анекдототворчеством. ("Мы будем бороться за мир. И в этой нашей борьбе мы камня на камне не оставим".)

В контексте этого самого сосуществования 25 июля 1959 года в Москве, в Сокольниках открылась Американская национальная выставка. Впервые за... А может, и вообще впервые.

Событие без преувеличения эпохальное. Наряду с прошедшим пару лет до того Фестивалем молодежи и студентов эта выставка стала серьезной вехой на пути морального разложения строителей коммунизма.

Впрочем, стихийная низовая американофилия уже и без того вовсю бушевала на просторах нашей родины. Точно так же, как в наши дни бушует столь же стихийная, столь же низовая, столь же бездумная и залихватская американофобия. Демонизация "Пиндосии" носит столь же мифический и иррациональный характер, как и безудержная героизация Америки. Ни то ни другое к реальной Америке, к ее достоинствам и ее недостаткам отношения не имеет.

Но в те годы Америку любили. Тайно и страстно. Наивно и трепетно, как это бывает свойственно подросткам.

В разных слоях советского общества и особенно молодежи эта любовь выражалась по-разному. Для людей попроще вполне хватало смутной мечты о жвачке и кока-коле. Для более "продвинутых" Великой Американской Мечтой были джаз, рок-н-ролл и литература. Луи Армстронг и Элла Фитцджеральд, Элвис Пресли и Чак Берри, Хемингуэй и Фолкнер. И джинсы, джинсы, джинсы - универсальный символ свободы и современности. Распространенное в стиляжьей среде словечко "чувак" некоторые интерпретировали как сокращение от "Человек, УВажающий Американскую Культуру". Чушь, разумеется. Но что-то в этом было.

В дни открытия выставки мне было 12 лет - нежный и впечатлительный возраст. Отцу на работе дали три билета, и мы - я, отец и мама - отправились в Сокольники. Прямо в недра научно-фантастического купола из романов Александра Беляева, выстроенного американцами специально для выставки.

Но и вокруг купола происходили невероятные вещи. Например, всем желающим (то есть всем) бесплатно наливали в немыслимые вощеные одноразовые стаканчики пепси-колу. Тогда же я и узнал о ее существовании. Стояла за этой волшебной влагой длиннющая очередь, но шла она довольно быстро. Какой-то не желающий терять национального лица дядька, выпив стаканчик темной воды, крякал и приговаривал: "Да ну, гуталин какой-то! Наш-то квасок получше будет". И тут же занимал очередь за второй порцией халявного гуталина. Стаканчики, само собой, уносили с собой.

Я же, будучи подростком, с присущим возрасту интересом жадно взирал на внеземного происхождения автомобили и на все лады повторял волшебную мантру "Дженерал моторс", упиваясь ее нездешней фонетической роскошью, отсылавшей к подобным волшебным словам вроде "джаза", "джинсов" или на худой конец "джемпера" и "джема".

Едва ли не года два после этого судьбоносного события отдельные москвичи и гости столицы были украшены скромными круглыми значочками с цветами американского флага и с полукрамольной аббревиатурой USA. И буклетики с автомобилями еще долго обнаруживались в квартирах советских граждан. А вот заморский "гуталин" с легкомысленным названием Pepsi исчез надолго, появившись лишь в дни Олимпийских игр, заменивших - в соответствии с известным анекдотом - полное и окончательное построение коммунизма в одной отдельной взятой стране.

Это время было в своем роде идиллическое. Время смутных, но скорее радужных ожиданий. Время более чем относительной, но все же пьянящей свободы. До Карибского кризиса, чуть не угробившего мировую цивилизацию, оставалось еще три года. Хрущевская перезагрузка оказалась, как и все прочие, недолговечной. Но какие-то необратимые изменения в общественном сознании все же произошли.

Я бы тоже, как и многие, вряд ли вспомнил о событиях пятидесятилетней давности, если бы не сошлись в эти недавние дни еще два ничем вроде бы не связанных и разномасштабных с точки зрения мировой геополитики события.

Одно из них - это прощание с Василием Аксеновым: взращенным на той, первой перезагрузке писателем и плейбоем, ставшим одним из лидеров американизированного стиляжьего поколения. Слова "джаз", "джинсы" и "Хемингуэй" не раз и не два возникали в траурных выступлениях.

Второе - это перезагрузочный визит в Москву американского президента Обамы, заметный не столько вялыми и обтекаемыми речами, сколько самобытным самоваром, раздуваемым не менее самобытным сапогом, так до сих пор и не помытым в Индийском океане.