Когда будущему историку, интересующемуся состоянием элитных умов в счастливые нулевые, попадется на глаза этот опрос, он испытает сильные чувства. Типа катарсиса. "Вот что у них с мозгами-то происходило", - догадается историк, роясь в пожелтевших от времени страницах Интернета. И пытаясь постичь, отчего резолюция Парламентской ассамблеи ОБСЕ, приравнивающая сталинизм к нацизму, вызвала такую гневную реакцию на нашем Олимпе.

Мнение нормальных людей, не видевших особой разницы между Сталиным и Гитлером, его не заинтересует. Банально. К тому же никто из них не входил во власть и не влиял на будущее России, в отличие от элитного сообщества. Понять время и страну можно было только с помощью этой группы, как бы сказать, респондентов.

"...Нацизм с его безумной расовой доктриной и практикой концлагерей, - прочитает он слова губернатора Ткачева, - ни с чем не сравнимое зло". То есть ни с безумной классовой доктриной, ни уж тем более с практикой ГУЛАГа. Абсолютно несравнимые концлагеря. Такой, значит, виделась история ХХ века лучшим, талантливейшим представителям губернаторского корпуса.

"Кроме того, нужно понимать, что Гитлер и нацистская Германия - это одно и то же, - углубившись в источник, узнает исследователь, - а Сталин и советский народ - совершенно разные вещи". Конечно, от такой логической конструкции у него глаза полезут на лоб: надо было все же либо советский народ противопоставлять немецкому, либо уж нацистскую Германию - коммунистическому СССР. Однако при чем тут логика, если автором этих построений является Александр Котенков, полномочный представитель президента РФ в Совете Федерации. И какие к нему могут быть претензии, если он вообще "не понимает, чем кучка стран-отщепенцев, которые откололись от Советского Союза и теперь позволяют себе тявкать на слона, так подкупили Европу, что сейчас принимаются подобные резолюции"?

Еще любопытней для грядущего историка будет мнение духовенства. Феофан, архиепископ Ставропольский и Владикавказский, член Общественной палаты, увидит существенную разницу в том, что "сталинизму, в отличие от нацизма, несвойственна идея уничтожения наций". Тут у исследователя сложится впечатление, что владыка ничего не слышал о сталинских национальных депортациях, в ходе которых торжествовала идея нацистской селекции: самые слабые были обречены на смерть от голода и лишений или попросту, строго по фашистской методике, сжигались заживо, как чеченцы в Хайбахе.

Немало нового и таинственного исследователь узнает от лейб-теннисиста Тарпищева. Тут выяснится, что "идеология фашизма и партийная идеология сталинизма имели абсолютно разную почву. То, что произошло на выходе, уже вторично. Поэтому сравнивать их вообще преступление". Ну да, кровь и почва - это, конечно, святое, но почему все-таки случившееся "на выходе" (как деликатно именует Тарпищев убийство миллионов людей) нельзя сравнивать? И что тут "преступного" - сравнивать методику убийства жертв Сталина и Гитлера, Мао Цзэдуна и Пол Пота? В чем, говоря юридически, состав преступления?

И нечто совсем уж непостижимое историк попытается постичь в словах Асламбека Аслаханова, члена Совета Федерации. "Сталинизм нельзя приравнивать к фашизму, - разъяснит ситуацию этот пожилой человек, чеченец, чья юность прошла в Киргизии, куда была сослана его семья. - Вообще, это наше внутреннее дело - давать оценки нашей истории. Тогда мы много людей потеряли, меня, 13-летнего пацана, репрессировали. Но мы не отрицаем того, что в этот период страна очень многого добилась. Поэтому каким был период сталинизма - решать нам, его жертвам. Хотя лично я уже все простил".

Умный историк тут поймет про нас главное. Про этот страх, заполнивший душу на вечные времена. Страх такой силы, что легче "все простить" и возненавидеть тех, кто напоминает нам о минувших страданиях, чем проклинать своих мучителей. Страх по сути предательский, поскольку соединяется с жалкими попытками оправдать страну, которая "много добилась". Страх, вытесняемый цинизмом, когда сытый партийный вождь называет Сталина "незаурядным человеком". Страх оглупляющий, когда мягкая и исторически довольно точная резолюция ПАСЕ вызывает какую-то параноидальную реакцию. Словно мы до сих пор являемся союзниками Риббентропа и стремимся вернуть завоеванные страны, которые получили в соответствии с секретными протоколами к пакту.

В конце счастливых нулевых элитная Россия неплохо знала свою историю и от всей души желала ее забыть, - такой вывод сделает грядущий историк. Вывод очевидный, если вспомнить еще официальные документы эпохи, указ о фальсификации истории в ущерб правде и законопроект о душевнобольных, отрицающих водружение Красного знамени над Рейхстагом.

"Поэтому вскоре, - запишет исследователь, - случилось неизбежное". К сожалению, дальше, напряженно вглядываясь в текст и в будущее, я не могу ничего прочесть. Разве что "...в этом состоянии политического маразма страна пребывала недолго". Впрочем, данная фраза скорее обнадеживает, ибо по сути оптимистична.