Клеветнические размышления
ГУВД Москвы отказалось признать Рамзана Кадырова потерпевшим по делу о клевете, и эта новость производит оглушительное впечатление. Хотя с точки зрения юридической никак иначе и быть не могло. Утверждать, будто Олег Орлов, не сомневаясь в нравственной чистоте чеченского лидера, намеренно его оболгал, могли только "законники", которые окружают Рамзана.
И все-таки - потрясение. Удивительно, как быстро и эффективно московские правоохранители разобрались с оклеветанным Кадыровым. Объяснение подыскать непросто.
Самый очевидный из ответов выглядит и самым неправдоподобным. Трудно, согласитесь, представить, что после предварительной беседы с Орловым дознаватель следственного управления ГУВД Москвы с ходу все понял и самостоятельно принял единственно возможное решение. Конечно, это не исключено, но полностью противоречит нашему жизненному опыту. В соответствии с которым все вердикты по делам, связанным с VIP-чиновниками, к правосудию прямого отношения не имеют.
Причем в подавляющем большинстве случаев речь идет не о так называемых государственных интересах, но о чиновничьих эмоциях - они ведь тоже люди. Иначе трудно понять, например, как московскому мэру удавалось до сих пор выигрывать практически все иски о защите чести и достоинства. А если продолжить разговор о столичных органах правосудия, которые, по мнению клеветников, полностью подконтрольны Лужкову, то можно поразмышлять и об отношениях Юрия Михайловича с Рамзаном Ахматовичем. О его титанической борьбе с понаехавшими и о том, как эта борьба могла отразиться на личных контактах Кадырова с Лужковым.
Другой свежий пример тоже перед глазами. Кто-то очень высокопоставленный занимался в ручном режиме аварией на Саяно-Шушенской ГЭС. Этот страшно сказать кто счел себя оскорбленным, когда журналист Михаил Афанасьев высказал тревогу о судьбе людей, находившихся в затопленных помещениях машинного зала станции. Ярость высокопоставленного была столь велика, что в Абакане само собой возбудилось дело о "клевете, соединенной с обвинением лица в совершении тяжкого преступления". И точно так же, как в случае Олега Орлова, дело это, бессмысленное и бесперспективное, таинственно закрылось, после того как подозреваемый побывал на допросе у дознавателя. И тут снова оставалось только гадать: то ли восторжествовал закон, то ли страшно сказать кто остыл и решил не позориться. Быть может, перед лицом еще более высокопоставленным, который у нас юрист.
Еще больше тайн сулит нам второе дело Олега Орлова. Дело гражданское, в рамках которого Рамзан Кадыров предъявил ему иск о защите чести и достоинства. Но и этот процесс мы, испорченные эпохой, едва ли будем оценивать по канонам юриспруденции или с точки зрения так называемой нравственности. О морали там вообще можно забыть как минимум с того дня, когда истец оскорбил память погибшей Натальи Эстемировой.
О политике забыть не удастся.
Если Кадыров проиграет и этот процесс, то у потрясенных независимых наблюдателей возникнет чувство, что в Кремле от него устали. Это чувство будет зыбким: в конце концов нельзя же совершенно отказаться от надежды, что отдельные суды у нас судят строго по закону. Просто мысли сугубо политические будут вытеснять все прочие - по привычке, что ли. А если проиграет Олег Орлов, то мыслей вообще никаких не останется - только слова. Из того драгоценного запаса, который образует статью, карающую за оскорбление достоинства и чести.
Статьи по теме
Ложь о мире и правда о войне
В Чечне идет война. Война жестокая и страшная. Она идет уже десять лет - эта вторая чеченская война. Когда в день убийства Заремы Садулаевой я позвонила в Грозный своей знакомой, чтобы поддержать ее в горе (я знала, что она только что вернулась с похорон), она сообщила мне еще об одном убийстве, совершенном в этот же день в селе Сержень-Юрт. Вооруженные люди увели из родного дома шестнадцатилетнего Шахмана Шамиева.
Без права на защиту
Наталья Эстемирова была первым лауреатом премии Анны Политковской. Теперь, после ее похищения и убийства, можно учреждать новую премию - имени Эстемировой. И гарантировать, что первый ее лауреат останется жить, было бы прекраснодушием. Скажем так - ему повезет, если он останется жив. Потому что правозащитники на Северном Кавказе долго не живут.