Что тут такого? Обычная вещь. Позвал премьер-министр нескольких писателей в гости. Познакомиться лично, поговорить о наболевшем. Может, проблемы какие. Или там критика обижает. Издатели жадничают. О судьбах страны и мира, кстати, с писателями бывает приятно поговорить - они люди неравнодушные и за словом в карманы не лезут.

Нормально. Такое бывает во всех странах.

Среди приглашенных на эту встречу коллег-писателей есть люди мне симпатичные, есть - не очень. Кто-то из симпатичных мне писателей приглашение принял. Кто-то - нет. Скажу сразу: морализировать на эту тему я считаю глупым. Это не вопрос идеологии и не вопрос убеждений. Это, если угодно, вопрос личного, социального и художнического темперамента. И одинаково глупо записывать пришедших на встречу в конформисты, а "отказников" - в герои сопротивления. У каждого свои собственные представлении о том, что и каким образом работает на его репутацию, а что ей вредит. К тому же никто не отменял такую неизбежно сопутствующую писательской профессии черту, как любопытство. И не надо тут ничего говорить про "совет нечестивых" - не тот, по-моему, случай. А самое главное - не мне тут играть глуповатую в данном конкретном случае роль нравственного камертона.

Уже пару дней разные люди спрашивают меня: а вот я, если бы меня позвали на эту встречу, пошел бы туда?

Я сразу же вспоминаю, как несколько лет тому назад группа молодых литераторов распространила в Интернете некое коллективное письмо с призывом к представителям литературной общественности подписать его. Суть письма заключалась примерно в следующем. Появилась очередная литературная премия, первым же лауреатом которой оказался автор откровенно фашизоидной направленности. А потому авторы письма призывают своих коллег заранее отказаться от этой премии, если кому-то из них вдруг когда-нибудь ее присудят. Я, естественно, такое письмо подписывать не стал, объяснив это тем, что привык подобные проблемы решать по мере их поступления.

А еще я вспоминаю о том, как во время моего выступления в каком-то венском зале мне был задан такой вопрос: "Скажите, господин Рубинштейн, трудно ли было вам не продавать свой талант и свои принципы в советские годы?" Я ответил в том духе, что этот вопрос, конечно, необычайно соблазнителен для автора, желающего эффектно погреметь кандалами. Но дело в том, что мне было совсем не трудно ничего такого не продавать, потому что, к счастью, никто ничего такого покупать даже не пытался. Я считаю, что мне повезло: в жизни хватает искушений и без этого. Я и "советская власть" существовали, почти не замечая друг друга, - в полном, что называется, согласии сторон.

А еще я вспоминаю о том, что все-таки однажды присутствовал при встрече с нынешним премьером. Это было давно, когда он еще не был президентом, а был опять-таки премьером, но премьером "еще", а не "уже".

Он решил нанести визит в Российский ПЕН-клуб, членом которого я являлся тогда и являюсь теперь. Я был там тоже - мне было любопытно. Он был тих, застенчив и всячески давал понять, что он-то, мол, кто такой, а тут такие инженеры человеческих душ, что он даже робеет - прямо кушать не может. Ну, в общем, нормальный вербовщик.

Справедливости ради должен сказать, что он-то как раз вел себя более или менее адекватно, в отличие от некоторых братьев-писателей, тут же наперебой заговоривших о самых главных литературных проблемах: о повалившихся заборах на литфондовских дачах и о ничтожных по сравнению с советскими временами тиражах и гонорарах. Я решил, что больше на подобные посиделки не пойду никогда.

А еще я вспоминаю про книжную ярмарку в Париже. Лет шесть уже тому назад. Туда, на эту ярмарку, слетелся рой российских писателей. Ну, и я в том числе. Ярмарка и ярмарка - чтения, фуршеты, то да се. Однажды каждый из писателей обнаружил в двери своего гостиничного номера нарядный конверт, а в нем приглашение на следующий день в Елисейский дворец, где президенты Ширак и Путин желают лично поприветствовать цвет российской словесности. А мы и не знали, что "наш-то" тоже тут, в Париже.

Ладно. Утром, во время завтрака все стали делиться друг с другом планами и намерениями на этот предмет. Публика разделилась на две неравные части. Те, кого было побольше, сказали, что да, пойдут. Кто-то сказал, что ему любопытно. Кто-то - что невежливо отказываться. Кто-то и просто мысли не допускал, что на этот счет могут быть какие-то сомнения. Меньшая же часть никуда вовсе не пошла, объясняя это тоже разными мотивами - от политических и морально-этических до простого "а чо там делать". Вот и мы с моим покойным другом Приговым это никак не мотивировали. Мы просто пошли гулять по прекрасному весеннему Парижу, справедливо полагая, что это куда интереснее и веселее, чем то, на что нас позвали. Если Париж и стоит мессы, решили мы, то уж точно не такой. И не дай нам бог как-то в чем-то упрекнуть тех, кому интереснее было наоборот потусоваться в Елисейском дворце. Это не вопрос морали. Это вопрос вкуса. Это вопрос приоритетов. Кстати, кое-кто из тех, кто все-таки пошел на "встречу с прекрасным", потом смачным писательским словом описывал кучу потешнейших эпизодов. Так что и их есть за что благодарить.

А о прошедшей только что встрече - что можно сказать. Ну, пришли. Ну, попили чаю. Ну, подарили имениннику свои книжки. Ну, задали его превосходительству несколько нелегких вопросов, на которые он дал гарантированно легкие ответы. Примерно такие же, какие давал другой топ-менеджер в подобных случаях, общаясь с прогрессивными западными писателями и журналистами или с собственными ("а других у меня для вас нет") писателями на квартире Горького. Что его повсеместный культ и портреты на всех углах его коробят не меньше, чем их. Что людей к расстрелу приговаривает не он, а независимый народный суд. Что "головокружение от успехов" недопустимо. Что "дети за отцов не отвечают". Что работы столько, что за всем и не уследишь. И гуманисты выходили из Кремля или из особняка г-на Рябушинского просветленными настолько, что их зрение начинало улавливать лишь голубые и розовые тона, а грозный вопрос "с кем вы, мастера культуры" становился праздным, повисшим безвольной соплей в плотном воздухе Пятилетки.

Возвращаясь к вопросу о том, "что бы я бы", то повторю еще раз: не знаю. Получил бы такое приглашение - принимал бы решение. И еще раз скажу, что социальное поведение каждого из моих коллег меня волнует в гораздо меньшей степени, чем мое собственное.

А напоследок добавлю то, что я усвоил еще в ранней юности из общения со своими старшими и более опытными товарищами. Я твердо усвоил, что никогда не следует ходить на приватные беседы с гебешниками. Хотят поговорить с тобой - пусть вызывают повесткой.

Впрочем, к теме нашего разговора это никакого отношения не имеет, не правда ли.