Год после аннексии: как изменилась жизнь простых крымчан? Стала ли она богаче и привольнее? Как живется им по российским законам, с новыми судами, полицией и бюрократией? Рассказывают участница Крымской полевой миссии по правам человека Александра Крыленкова и адвокат Джемиль Темишев, который ведет несколько политических дел в Крыму.

Александра Крыленкова, участница Крымской полевой миссии по правам человека:

Все случившееся повлияло на жизнь каждого человека в Крыму. Все не только встали перед проблемами политического выбора или выбора места жительства и гражданства, но и столкнулись с разными бытовыми вопросами. Например, жили люди в незарегистрированном браке, один прописан в Крыму, а второй в Херсоне, возможно, даже детей рожали, все у них было хорошо. А тут мало того, что они вынуждены выбирать страну и гражданство, - они еще должны регистрировать свои отношения, даже если не хотят, а то не смогут дальше жить вместе. Люди с херсонской пропиской не имеют права на российский паспорт или вид на жительство в России. Ну ладно, херсонцам еще можно доказать, что они здесь жили, а, например, если прописка львовская или киевская, то уже это очень трудно и, как правило, ФМС на это не идет.

Люди сталкиваются с огромным количеством бытовых препятствий и, по моим ощущениям, за этот год сильно устали. В прошлом году я приехала в Крым в марте. Все были страшно политически ангажированы, у каждого было свое мнение. Ты садился в такси, и тебе таксист начинал объяснять, как все изменилось, как в России хорошо или как в России плохо, - в зависимости от таксиста. В автобусах все время были какие-то дебаты. Сейчас так много всяких бытовых, организационных и прочих сложностей, что люди ушли в частную жизнь. Надо поменять паспорт, перевести все документы, получить медполис - а ведь никто не отменял ни работу, ни текущие проблемы. Это что касается быта.

Сложная ситуация складывается с церквями. В Крыму на прошлый год только зарегистрированных религиозных объединений было 1400. На 1 марта 2015 года, которое было крайним сроком перерегистрации всех юрлиц, было зарегистрировано всего 11 церквей. Некоторые религиозные общины столкнулись с невозможностью находиться на территории России: российское миграционное законодательство намного более жесткое, а многие католические и некоторые протестантские священники - иностранцы (поляки, литовцы, немцы). Они потеряли возможность приезжать в Крым служить, и многие такие общины закрылись. Понятно, серьезные проблемы у церквей Киевского патриархата, у которых нет возможности зарегистрироваться.

Но и даже у тех, кто вполне лоялен РФ, кому все равно как, лишь бы зарегистрироваться, часто нет ресурсов на такое количество бумажной работы: нет юриста, нет денег. Это как c законом об иностранных агентах. Вместо того чтобы служить, проповедовать, детей крестить, они занимаются бумажной волокитой, изучают законы, пишут тонны документов. То же происходит и с общественными организациями, да и в повседневной жизни.

Наступила изоляция. Невозможно сообщение с Киевом, для пересечения границы приходится идти пешком через четырехкилометровую зону. Переправа постоянно стоит: то бури, то ветер, то очереди. Часто единственный путь в Крым - самолетом, но пропускная способность там ниже, а цены намного выше.

В украинские загранпаспорта, полученные в Крыму, визы можно поставить в Украине, но с этим тоже есть сложности. В российские загранпаспорта, полученные в Крыму, получить европейскую визу невозможно.

Мне трудно говорить о плюсах перехода Крыма в Россию, поскольку мы как правозащитники сосредоточены в первую очередь на проблемах. Можно отметить, например, медицину. В Украине медицина практически полностью платная, а в Крыму сейчас вводится страховая медицина, которая все-таки подразумевает большой объем бесплатных услуг. Это, однако, не всем нравится, потому что предполагает, например, ограниченный круг рекомендаций, которые может дать врач: если ты находишься в больнице, врач может выписать только те лекарства, которые есть в больнице, поэтому выписывают часто более дешевые лекарства. Но в общем и целом это для многих позитивные изменения.

Пенсии выросли довольно существенно; правда, цены тоже выросли очень сильно, но рост пенсий перекрывает рост цен. Не настолько, как люди рассчитывали, но перекрывает. Но в социальной сфере у врачей и учителей рост зарплат был небольшой, а рост цен очень большой. Цены выросли примерно раза в три, пенсии - в три с небольшим, а зарплаты - в два. Правда, я не занималась мониторингом зарплат силовиков. Говорят, что все они довольны, у них все хорошо.

В Симферополе появились жуткие пробки - говорят, многие смогли купить машины в Краснодарском крае. Симферополь "стоит" хуже, чем Москва. Не знаю даже, плюс это или минус...

Не могу сказать, многие ли крымчане пожалели о переходе в Россию. Просто снизился накал, и они перестали об этом думать. Так много всяких бытовых заморочек, что лучше думать о них. И никуда, конечно, не делось извечное "это лучше, чем война". Рассказы про "Правый сектор" и карателей по-прежнему есть, но они потеряли свою эмоциональность и злость.

Джемиль Темишев, адвокат:

Сейчас у меня такое впечатление, что три года назад мы жили в бархатном, хрустальном, сахарно-припудренном обществе. Какие-то обыски, аресты журналистов - для нас это тогда казалось нереальным.

В Крыму сейчас очень много военных и полиции. Когда проходят массовые мероприятия, на площади стоят рамки с детекторами, подгоняются "воронки". Меня как крымского жителя, который к этому не привык, немножко коробит. Очень много, на мой взгляд, ненужного силового сопровождения, бряцания оружием, демонстрации силы.

Защищать себя становится намного сложнее, чем было раньше. Уголовно-процессуальный кодекс и правоприменительная практика в России намного менее демократичны, чем в той же Украине. Хотя и к украинской правоприменительной практике было очень много претензий, но Украина в области уголовного процесса ушла вперед. Система правоприменительной практики в Украине более гуманна и дает стороне защиты больше прав.

В Украине уголовный процесс приближен к состязательной модели. Стороны защиты и обвинения практически равны в процессуальных правах. В России судебная система более склонна к инквизиционной форме. Есть следователь, у которого неограниченные права и возможности, и есть адвокат, права которого отрезаны, распилены, обрублены.

Еще год назад адвокат имел право вести параллельное расследование, он мог самостоятельно допросить свидетелей, собрать материалы, аудио- и видеозаписи, экспертизы, потом представить это суду. Сейчас адвокат этой возможности лишен. Он должен обратиться с ходатайством к следователю, а тот, если посчитает необходимым, вызовет свидетеля и допросит его так, как считает нужным. Естественно, сформулирует его показания так, как он воспринимает. Захочет экспертизу - назначит, не захочет - не назначит. Это напоминает боксерский поединок, когда у следователя развязаны руки и ноги и он делает что хочет, а адвокату привязали левую руку, связали ноги, на глаза повязку натянули и сказали: вы же в одинаковых условиях.

И мы, крымские адвокаты, - и настроенные суперпророссийски, и настроенные экстрапроукраински - все сходимся во мнении, что сейчас мы в области уголовного процесса вернулись на 5-10 лет назад. Система уголовного судопрозводства стала более репрессивной.

Еще такой вопрос, как выбор меры пресечения. У меня нет статистических данных, но, по моим впечатлениям, при украинской власти относительно часто использовались альтернативные меры, не связанные с лишением свободы: залог, домашний арест, личное поручительство. Людей сажали в СИЗО и лишали свободы до суда только в крайних случаях. В суде можно было бороться - кого-то закрывали, кого-то выпускали. Сейчас ни у меня, ни у моих знакомых адвокатов не было ни одного случая, чтобы человека в первой инстанции закрыли, а по апелляции выпустили. Если следователь обращается с ходатайством об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу, судья практически всегда это ходатайство удовлетворяют, вне зависимости от того, есть ли основания. Если же защита подает апелляционную жалобу, она практически во всех случаях отклоняется.

А когда человек находится в СИЗО, из него легче выбивать показания. Лично я как адвокат воспринимаю эту практику не как обеспечение надлежащего поведения, а как способ выбить нужные показания. Даже те, кто приезжает из континентальной России, удивляются, насколько в Крыму все жестче, чем в той же Москве. На сегодняшний день в Крыму все намного репрессивнее.

По некоторым делам удается договориться с властями, а в некоторых творится полный беспредел. Один из ключевых примеров - дело фонда "Крым". Это общественная благотворительная организация, она занималась помощью депортированным при Сталине и их потомкам, реализацией различных проектов, выкупом жилья для тех людей, которые возвращались и не могли купить дом. Иностранные спонсоры выделяли средства, покупалась недвижимость, шло финансирование культурных проектов.

Одним из основателей этого фонда был Мустафа Джемилев. Естественно, со своей политической позицией он впал в немилость, и все связанные с ним структуры оказались под ножом. Сейчас распространяется информация, будто бы через фонд отмывались денежные средства и если он будет существовать и дальше, то через него будет вестись финансирование экстремистской деятельности и ваххабизма. Деятельность фонда на сегодняшний день парализована.

Прокуратура Крыма подала совершенно надуманный, на мой взгляд, иск об исключении Джемилева из числа учредителей этой организации. Я посоветовал клиенту признать иск, быстро исключить Джемилева из числа учредителей и продолжить деятельность. Хотя, по всем данным, которые предоставила регистрационная служба Украины, Джемилев учредителем и не являлся. Я считал, что раз для крымской власти фамилия Джемилева имеет "сакральное" значение, то надо было согласиться. Мы согласились с исковыми требованиями, не обжаловали решение, подали документы на снятие ареста имущества - а ареста никто не снимает. Более того, организацию оштрафовали на 4,5 миллиона рублей, руководителя - на 350 тысяч. И сейчас идет планомерное удушение этого фонда.

Кстати, здание Меджлиса принадлежит фонду "Крым", и обыски в этом здании проходят в рамках данного дела.

Другое дело, которое я бы назвал беспределом, - это "дело 26 февраля". Это был судьбоносный день для Крыма. Каждый по-своему оценивает результаты так называемой "крымской весны". Но очевидно, что организаторами этого митинга были два человека, две организации. Это Рефат Чубаров и Сергей Аксенов, это Меджлис и "Русское единство". А сейчас получается, что одних участников преследуют, а другие почему-то остаются в стороне - хотя агрессия, насилие проявлялись с обеих сторон. Если быть объективными, нужно сказать, что это было смутное время, никто не знал, чем все закончится. Тут надо либо решить, что, мол, что было, то было, давайте все забудем и всех простим, - либо, если уж мы кого-то наказываем, так давайте наказывать всех. А такое избирательное правосудие я могу оценить только как беспредел, травлю, расправу с политически неблагонадежными элементами.

Но когда закрывают человека, который действительно участвовал в драках, - это катастрофа для конкретной семьи. А вот закрытие благотворительного фонда "Крым", демонстративные аресты, обыски - это попытка давления на весь народ. Крымская власть сама подрывает принципы ненасильственной борьбы. Крымские татары - один из немногих малых народов, который принципиально отказывался от насильственных методов. За 20 с лишним лет жизни в составе независимой Украины здесь не было никаких взрывов, перестрелок, терактов. Когда проходили акции гражданского неповиновения, митинги, всегда говорилось, что не должно быть никакого насилия, ни капли крови. А сейчас происходит медленное удушение этой идеологии крымскотатарского движения.

Власти кажется, что сейчас эта протестная часть общества будет устранена - и проблема исчезнет. Но беда в том, что в образовавшийся вакуум придут другие идеологии, другие течения, связанные с ваххабизмом, с тем, что происходит на Северном Кавказе. Получается парадоксальная ситуация: борясь формально с экстремизмом, сегодняшняя крымская власть способствует радикализации общества, способствует тому, что среди крымских татар действительно могут появиться экстремистские организации. Чем больше закручиваются гайки, тем больше усиливается радикализация общества. Я вижу это наглядно.

До недавних пор среди крымских татар происходило некоторое "расхолаживание", говорили даже о возможности их постепенной ассимиляции. А сейчас, когда есть угроза (кто-то считает ее реальной, кто-то - иллюзорной, но в любом случае есть вина власти, допустившей появление этой угрозы или хотя бы ее правдоподобной иллюзии), она сплачивает, и на некоторые вещи люди смотрят иначе. Я еще недавно был настроен негативно в отношении некоторых членов Меджлиса (из этических соображений не буду называть имена), выступал с критикой. Но теперь, когда я вижу, что их откровенно травят, я не могу себе позволить их критиковать. Примерно такое же отношение и у многих других крымских татар. Раньше можно было критиковать отдельных лидеров, но теперь это как если кто-то упал, его бьют, а ты подключился к своре, - никакой уважающий себя человек так поступать не станет. Это как маятник: одна крайность порождает другую.