Истерия по поводу Косово в России, кажется, превзошла всякие пределы. Все оказались специалистами по бывшей Югославии. Немногочисленные трезвые голоса утонули в общем хоре "не отдать Косово!". Даже долго молчавший Александр Солженицын выступил с обращением к "сербам, остающимся жить на неправедно отрезаемой исторической земле края Косово".

Объявились и добровольцы, готовые броситься на защиту сербов.

Но оставим в стороне Косово. Посмотрим на Россию и на ту ее проблему, которую косовская ситуация высветила и о которой почти никто не писал. Эта истерия показала, что у современной России, в действительности, есть и объединяющая идея, и идеология. Станислав Белковский явно упрощает проблему, говоря, что у президента Путина и Ко нет других интересов кроме как набить карманы и убежать за границу, чтобы жить где-нибудь в тихом уголке Европы. Не отрицая этого, в то же время нельзя не видеть, что у власти есть и свое представление о месте России в окружающем мире. Отчасти оно выражено в нашумевшем фильме о Византии. Именно этим своим представлением власть и руководствуется во внешней политике, им продиктованы ее агрессивность и провокации в отношении Запада, враждебность к странам, выбравшим западный путь развития - как бывшим республикам Советского Союза, так и странам бывшего социалистического лагеря. Это представление объединяет в систему спонтанные, на первый взгляд, действия власти, демонстрирующие, как Россия "поднимается с колен". Идеология выражается по-пацански, но ее суть от этого не меняется.

Что это за идеология? Это очищенное от коммунизма традиционное российское великодержавие, примеряющее православные одежды. Приверженность ему объединяет власть, элиту, в том числе и либеральную (вспомните заявление Чубайса о либеральной империи), и народ России. Обусловленное великодержавием видение мира - Россия окружена врагами и должна утверждать в мире свой статус великой державы - созвучно представлениям большинства населения. В следовании великодержавию проявляется народность власти, и этим во многом объясняется ее поддержка со стороны большинства. "Поскребите" россиянина, и вы обнаружите в нем великодержавника. Русский человек готов часами говорить о величии России, ее особой духовности в сравнении с меркантильным Западом. Он готов броситься на помощь сербам, но, если в подъезде убивают соотечественника, не выйдет никто.

На волне истерии вокруг Косово еще отчетливее зазвучали раздававшиеся и ранее призывы к России "стать третьей сверхдержавой мира" и таким образом "вернуть народ к его идеальному".

"Идеальное" - это и есть российское великодержавие. Оно ведет начало с идеи "Москва - третий Рим", сформулированной монахом Филофеем в начале XVI века. За столетия существования эта идея превратилась в идеологию, и теперь вполне правомерно говорить уже о русском фундаментализме. Его черты на поверхности. Это 1) представление о том, что русский народ является носителем особой нравственности и особого чувства справедливости 2) отрицание бездуховного Запада как модели общественного развития, 3) видение будущего России как империи и 4) уверенность в ее особой исторической миссии. Как и во времена СССР, российская власть готова и сегодня нести в мир ценности своей цивилизации. Нужны ли миру эти ценности - другой вопрос. Тем не менее именно с этой целью созданы так называемые институты прав человека в Париже и Нью-Йорке. В качестве поля деятельности вновь, как и в советские времена, начинают рассматриваться страны третьего мира. Господин Павловский уже предлагает обратить внимание на "новые болезнетворные особи, которые заводятся и кишат в мировых ранах".

Для чего? Для того чтобы, используя их, раздуть пожар новой "мировой революции"?!

Вообще-то стремление видеть свою страну великой естественно для любого здорового общества. Но следование фундаменталистской идее великодержавия предполагает не обустройство собственной страны, а укрепление власти и утверждение ее влияния в мире. "Не дано нам жить в "состоянии кайфа", как это теперь называют. Наступает другое, трудное время, - пишет Сергей Кургинян. И если русские хотят сохранить свое историческое бытие, они должны снова стать народом-собирателем".

Следование идее великодержавия предполагает мобилизацию и закрепощение собственного народа во имя величия империи. И идея эта чрезвычайно соблазнительна. Немногим в Росии удавалось устоять перед ее искушением. Даже Пушкин, который считается идеалом свободного человека в России, приветствовал подавление польского восстания 1830-1831 годов. В 1920-1930-е годы многие белые офицеры и интеллигенты, прежде боровшиеся с советской властью, приняли ее, увидев в ней возрождавшуюся российскую государственность. "Сменовеховцы" тоже выступали против правового государства, против так называемой формальной демократии, которая, по их мнению, чужда России, ратуя за национальный капитализм и особый путь. В конечном счете российская государственность воплотилась для них в сталинском великодержавии. Николай Устрялов даже вернулся в Россию, чтобы воочию наблюдать ее новый расцвет, за что и заплатил жизнью в 1937 году.

Именно из-за своего великодержавия Сталин так популярен у сегодняшних российских государственников. Это и неудивительно - великодержавие достигло своего пика именно в его правление, при нем началось победоносное утверждение советского социализма в мире.

Проблема великодержавия в современной России не осознана, хотя нельзя сказать, что она не ставилась в литературе. Можно назвать, например, замечательную статью Владимира Старостина "Военное великодержавие России: беда или благо народа?".

Однако осознания идеологии великодержавия как препятствия на пути выздоровления страны нет даже у российских демократов. Нет понимания того, что именно следование идее великодержавия истощило ресурсы России и стоило ей миллионов жертв.

Именно поэтому уже с середины 1990-х годов с подачи власти вновь заговорили о "национальной идее", "русской идее", возрождении "былого величия России и ее статуса великой державы". И с каким восторгом российское общество встретило эффектный поступок Евгения Примакова, развернувшего над Атлантикой свой самолет в знак несогласия с политикой Запада в отношении бывшей Югославии! Это представлялось как проведение независимой внешнеполитической линии, а на деле стало поддержкой режима Милошевича и его политики этнических чисток.

Нынешние правители России, конечно, не дотягивают до своих предшественников. У них нет ни стратегии, ни сил на новую мобилизацию и милитаризацию. Их великодержавие выражается пока больше в агрессивной антизападной риторике, провокациях, криках и оскорблениях, но вред от них вполне серьезен: отношения России со многими странами за время правления Путина заметно ухудшились.

Исторический опыт показывает, что следование идеологии великодержавия не раз приводило страну к распаду. В 1917 году распалась Российская империя, в 1991-м - советская. Сейчас Россию вновь обольщают разговорами о новой империи, пугая тем, что в противном случае русские будут "ликвидированы сначала как государственный народ, потом как исторический народ в целом, а потом и физически".

Принципиально иной взгляд на будущее страны - в преодолении ее великодержавия. Его по-своему выразил Рустам из Башкирии в комментарии к статье "Не отдать Косово!" в "Русском журнале": "В каком таком долгу Россия перед сербами? Сколько можно быть должным Сербии, Болгарии, Польше и т.д.?.. Может, хватит заниматься чужими проблемами?.. Давайте заниматься Россией и обустраивать Россию! У нас своих проблем хватает - возьмите хотя бы Кавказ...".

Этот взгляд на пути решения Россией ее многочисленных проблем гораздо более ответственный, чем у ее нынешних правителей. Но многие ли готовы отказаться от великодержавного соблазна? А ведь вопрос стоит так: или великодержавие, или Россия. Или слыть "крутыми" в мире, или спасать собственную страну.