35 лет назад, в ночь с 20 на 21 августа 1968 года, советские войска вместе с частями армий ГДР, Польши, Венгрии и Болгарии численностью в полмиллиона человек под командованием генерала армии Ивана Павловского вторглись в Чехословакию. Этому предшествовала попытка демократизации социализма в этой стране, придания ему "человеческого лица".

В январе 1968-го Антонина Новотного, сделавшего карьеру на разоблачении "врагов народа", на посту главы Компартии Чехословакии сменил реформатор Александр Дубчек. Сначала Москва не проявила по этому поводу никакого беспокойства. Дубчек долго жил в СССР, учился в Высшей партийной школе и казался вполне надежным.

Однако очень скоро советское руководство насторожили выдвинутые Дубчеком лозунги "социализма с человеческим лицом", фактически осуществленные в стране свободы слова и собраний. Чехословацкий пример, окрещенный реформаторами "пражской весной", казался опасным как для СССР, так и для его союзников по Организации Варшавского договора. Уже в конце марта 1968 лидеры стран ОВД на встрече в Дрездене крепко отчитали чехословацких товарищей за проявленный либерализм. Печать ГДР даже утверждала, с явно провокационными целями, будто в Прагу прибыли американские и западногерманские десантники, замаскированные под статистов для съемок фильма о Второй мировой войне, а также крупные партии оружия. (На самом деле статисты были воинами чехословацкой армии, переодетыми в американские и немецкие мундиры, а оружие для съемок предоставила пражская милиция.) В июне было проведено учение войск ОВД на чехословацкой территории, а еще в апреле Брежнев дал указание начать подготовку операции "Опухоль" - вторжения советских дивизий в Чехословакию.

Советская печать регулярно критиковала Дубчека и его товарищей за "отход от социализма". С 28 июля по 1 августа на пограничной с СССР чехословацкой станции Чиерна-над-Тисой советские товарищи попытались уговорить чехословацких коллег отказаться от крамольных реформ. Дубчек совету "старшего брата" не последовал, что предопределило дальнейшие события.

В середине июля в Москву пришло тайное письмо кандидата в члены Президиума ЦК КПЧ Антонина Капека с просьбой к Брежневу "оказать братскую помощь" коммунистам и народу Чехословакии "в деле отпора тем силам, которые создают серьезную опасность самим судьбам социализма". Через несколько дней поступило аналогичное послание за подписью уже пяти полноправных членов Президиума, в том числе лидера словацких коммунистов Васила Биляка и секретаря ЦК Алоиса Индры. Эти письма и стали предлогом для советской интервенции.

Здание ЦК в Праге было окружено танками. Дубчека и его соратников арестовали и силой доставили для переговоров в Москву. Дубчека при аресте так сильно толкнули прикладом, что он расшиб голову. Во время беседы с Брежневым Дубчек и его товарищи стали ссылаться на осуждение интервенции "мировым общественным мнением". Но Брежнев хладнокровно парировал: "Война из-за вас не начнется. Выступят товарищи Тито и Чаушеску, выступит товарищ Берлингуэр. Ну и что? Вы рассчитываете на коммунистическое движение Западной Европы, но оно уже пятьдесят лет никого не волнует!" В своем заявлении руководство ЦК КПЧ осудило интервенцию как нарушение международного права и духа взаимоотношений "братских компартий", но под давлением Москвы отозвало обращение в ООН с просьбой рассмотреть "чехословацкий вопрос".

Перед вторжением СССР заверил западные страны, что оккупация Чехословакии не затронет военно-политический баланс в Европе. Западные правительства не возражали против действий Москвы в ее зоне влияния. Между тем устная советская пропаганда на уровне слухов и лекций утверждала, будто ввод войск в последний момент предотвратил оккупацию Чехословакии странами НАТО.

Нередко с чехословацкими событиями 1968 года связывается формирование советской доктрины "ограниченного суверенитета" соцстран. Однако это не совсем правомерно. Запад еще в 1953 и 1956 годах на примерах ГДР и Венгрии, понял, как Советский Союз действует при попытках союзников выйти из-под его контроля. Так что поведение Советов в 68-м было вполне предсказуемым и не вызвало особого волнения в правящих кругах западных стран. Вот только на Востоке Албания на всякий случай 13 сентября 1968 года вышла из Варшавского договора – чтобы не было соблазна повторить на ней чехословацкий опыт. И румынский лидер товарищ Чаушеску назвал интервенцию "позорнейшим моментом в истории революционного движения". Но с Москвой рвать не стал, хотя и призвал народ готовиться к вооруженному отпору и даже создал ополчение – "патриотическую гвардию".

Массового отречения левой интеллигенции от Москвы, как это было в 56-м после Венгрии, на сей раз не последовало. Руководство компартий Франции, Италии, Испании, Швеции решительно осудило ввод войск в ЧССР, однако слегка оппозиционный по отношению к Москве еврокоммунизм к тому времени уже сформировался, и события 1968 года тут мало что изменили.

Дубчековское руководство вынудили подписать соглашение, разрешающее присутствие вторгшихся частей на чехословацкой территории и означающее отказ от проведения демократических реформ. Через несколько месяцев, в апреле 1969-го, Дубчек был заменен на Густава Гусака, который сам отсидел 10 лет при Готвальде и Новотном, но согласился стать советским ставленником и превратился в олицетворение чехословацкого "застоя".

Советские войска почти не встречали сопротивления, поскольку президент Людвик Свобода по указанию Дубчека распорядился не вести боевых действий. Лидеры "пражской весны" сознавали безнадежность борьбы. Соратник Дубчека Зденек Млынарж, член ЦК КПЧ, вспоминал:

Обороняться никто не предлагал... Чехословацкая армия не имела самостоятельности. Ключевые позиции в ней находились под контролем советских офицеров. Советскому командованию были хорошо известны и им контролировались и вооружение, и система управления войсками... Ряд чехословацких командиров мог встать на сторону Советской армии. Защитить Чехословакию от стран советского блока было невозможно, даже если не учитывать военного превосходства агрессора... Вооруженное сопротивление в виде локальных столкновений с политической точки зрения, несомненно, было бы только на руку агрессору... Вооруженное насилие над страной, где не раздалось ни одного выстрела, наглядно показало всему миру, кто выступал в роли агрессора.

А тогдашний драматург-диссидент и будущий президент Чехословакии Вацлав Гавел, стоящий на позициях значительно правее "социализма с человеческим лицом", так оценивал возможности сопротивления:

Теоретически существовала возможность какой-то символической обороны: например, я слышал, что силы ПВО Праги были в состоянии отразить нападение советских ВВС. Но практически организованная оборона Праги не была возможна, поскольку это предполагало своевременную переработку большинства мобилизационных и оперативных планов и переориентацию их в противоположном направлении. Но если бы кто-нибудь начал это осуществлять, то советские войска уже давно были бы здесь, так как весь генеральный штаб нашпигован советскими агентами и о любом шорохе здесь генсеку ЦК КПСС становится известно раньше, чем президенту Чехословакии... Мнение, будто в августе кто-то мог дать приказ защищаться, совершенно нелепо... Нужно было совершенно другое руководство, да откуда ему взяться! Но если бы оно вдруг появилось, то неизвестно, в какой бы ситуации страна оказалась бы к августу... Попытка военного сопротивления... имела бы непредсказуемые последствия. Наиболее вероятно... что меня бы уже не было в живых или я мог бы находиться только в одном месте – в Сибири.

Однако Гавел считал, что Дубчек и его товарищи не использовали всех возможностей пассивного сопротивления, слишком легко пошли на подписание московского соглашения в октябре 1968 года, легализовавшее неопределенно долгое пребывание в стране оккупационных войск, согласились на отмену решений прошедшего 22 августа, под дулами танков, XIV съезда КПЧ. Соображения престижа могли побудить Москву пойти на некоторые уступки, и Дубчек смог бы по крайней мере продолжить курс реформ еще некоторое время. Но для этого требовался куда более решительный человек, чем Дубчек. По мнению Гавела, "кремлевскому руководству удалось осуществить это вторжение только потому, что оно знало: не будет и не может быть никакого военного сопротивления. Склеротическому брежневскому руководству хватало ума не создавать нового Вьетнама в центре вооруженной до зубов Европы".

Поскольку активного сопротивления в Чехословакии не было, а процесс смены власти растянулся почти на год и проходил достаточно мирно, никого из деятелей "пражской весны" не расстреляли и почти никого не посадили. Здесь ситуация отличалась от Венгрии 56-го, где премьер Имре Надь, другие лидеры народного движения и тысячи повстанцев были казнены или погибли в боях, а десятки тысяч были брошены в тюрьмы и лагеря. Дубчека и его товарищей исключили из партии, подвергли запрету на профессии: некоторым приходилось работать в котельных и на лесопилках. Многих деятелей "пражской весны" впоследствии вынудили эмигрировать.

Советские войска почти не встречали сопротивления, поскольку лидеры "пражской весны", были противниками вооруженного отпора, сознавая безнадежность борьбы. Но население встретило оккупантов враждебно, устраивало демонстрации и не сотрудничало с советским командованием. Потери советских войск составили 96 погибших, включая сюда жертв аварий и 5 покончивших самоубийством (в Венгрии, для сравнения, погибло 720 советских военнослужащих). В автокатастрофе погибли также 2 корреспондента АПН. От "враждебных действий чехословацких граждан" погибли лишь 12 военнослужащих. Между тем уже к концу первого дня вторжения число погибших мирных граждан Чехословакии достигло 23. Среди них был человек, застреленный советскими солдатами на глазах у смотревшего из окна Дубчека.

В СССР появление танков в Праге было воспринято значительной частью интеллигенции как конец "оттепели" и способствовало развитию правозащитного движения.

В день вторжения, 21 августа, был осужден по надуманному обвинению рабочий Анатолий Марченко, автор распространявшейся в самиздате правдивой книги о советских лагерях "Мои показания". А 25 августа восемь человек вышли на Красную площадь, протестуя против подавления "пражской весны". Демонстранты развернули с лозунги "Руки прочь от Чехословакии!", "За нашу и вашу свободу!" Шестеро из них были арестованы - Константин Бабицкий, Лариса Богораз, Павел Литвинов, Вадим Делоне, Владимир Дремлюга и Виктор Файнберг. Все они, за исключением последнего, были приговорены к различным срокам лагерей или ссылки. Файнберга же признали невменяемым и отправили на принудительное лечение в психиатрическую больницу специального типа, где абсолютно нормальному человеку пришлось пробыть целых пять лет.

Другие противники "братской помощи" в СССР отделались легче. Так, многие преподаватели столичных вузов, в частных разговорах и на собраниях осуждавшие ввод войск в Чехословакию, были отправлены в провинцию и в менее престижные учебные заведения.

Никто тогда ни в Москве, ни в Праге не предполагал, что просоветский режим в Чехословакии просуществует всего 20 лет и будет сметен "бархатной революцией" осенью 1989 года. Но к тому времени идеи "пражской весны" уже стали историей, и преобразования носили более радикальный характер.