На смену политической самоцензуре идет самоцензура экономическая. Именно этим примечательна громкая история с русским "Форбсом" и г-жой Батуриной. Тираж, ушедший под нож не по воле подзабытого всеми Главлита, а с санкции издателя, уважаемой частной западной структуры, - это абсолютно дикая история, свидетельствующая только об одном: самоцензура страшнее любой цензуры.

Как некоторые ежедневные газеты бегут впереди паровоза, оказывая хозяевам страны даже те услуги, которые ими не заказывались, так и вполне себе независимые издательские структуры со старинной и сложившейся корпоративной культурой и профессиональными стандартами избегают всяких рисков для своего бизнеса, цензурируя самих себя.

Репутация г-жи Батуриной не пострадает. Причем только потому, что ее нет. Какая может быть репутация у жены мэра, монопольно владеющего бизнесом главного города страны, где в силу неравномерности развития России сосредоточены гигантские финансовые ресурсы? У монополиста не бывает репутации, потому что он - хозяин. Как сказал хозяин, так и будет. Решения не обсуждаются.

А вот репутация компании "Аксель Шпрингер" пострадает, потому что она занимается настоящим бизнесом и находится в конкурентном поле. Хотя понять издателя русского "Форбса" можно: им был явно обещан деятелями из "Интеко" такой геморрой, что проще пустить тираж под нож, чем потом иметь дело с чрезмерно влиятельными персонажами, которые могут превратить выгодный издательский бизнес в нерентабельный. Но сохранить лицо, изуродованное самоцензурой, издателю не удастся.

История с "Форбсом" имеет ту же самую природу, что и казусы с "Сахалин Энерджи", ТНК-ВР, Штокманом. Вопросы бизнеса решаются вне бизнес-среды: будешь плохо себя вести - вообще не станешь здесь работать. Начнешь плохо о нас писать - издательского бизнеса у тебя здесь не будет. Отсюда и "самоцензура" западных инвесторов, которые сначала стремятся получить высшее одобрение своей деятельности в политических структурах России, а уже затем принимают решение, вкладывать или не вкладывать деньги. Отсюда и самоцензура издателей, которым вовсе не хочется бороться за самовыживание с противником, который сильнее.

В этом смысле цензура проще и честнее. Решил Главлит, что такой-то материал не надо ставить, - вопросов нет. Но цензура, согласно каноническому определению, это государственный надзор. А государственным нельзя считать надзор за газетами со стороны какого-нибудь крупного российского холдинга. Государственным не является и надзор за текстом анонсов на обложке частных журналов со стороны г-жи Батуриной.

Как бы негосударственный надзор оказывается не менее жестким, чем государственный. Потому что издания имеют дело с очень влиятельными и очень богатыми людьми. А влияние и богатство в России - это реальная власть, которая не знает границ между бизнесом и государством.

В этом контексте смешны и бессмысленны разговоры об "экономической независимости" СМИ, о бизнес-интересах в сфере медиа, о том, что рентабельность издания исключает политическое и коммерческое вмешательство в его редакционную политику. Это лукавство, прямая неправда или непонимание устройства современной России, где стерлись границы между бизнесом и властью, где бизнес огосударствлен, а власть приватизирована.

От политики и самоцензуры не уйти никак и ни при каких обстоятельствах, будь ты трижды деловым изданием. Никакого дистиллированного бизнеса, очищенного от политики, в стране нет и быть не может. Никаких изданий, которые могут "уйти" в экономику и избежать столкновений по политическим мотивам, не существует. Не существует по крайней мере до тех пор, пока власть - городская, федеральная, губернская, какая угодно - одновременно управляет и политическими, и бизнес-процессами, оставаясь монополистом во всех сферах.

Именно с этим столкнулись западные издатели в России. Именно поэтому они вынуждены были отступить, занявшись нетипичным для них делом - самоцензурой. Именно подобного рода специфические ситуации, определяющие стиль и способы ведения бизнеса здесь, в России, должны учитывать в своих стратегиях западные инвесторы.

Здешний рынок емкий, читатели обнаруживают вкус к новым издательским продуктам, рекламы становится больше. Но иногда все бизнес-усилия сводятся на нет одним вынужденным актом самоцензуры.