Ровно четверть века назад мир потрясло известие о выборе первого за последние 400 лет папы римского не итальянского происхождения и первого в истории папы-славянина. Рассказывают, что когда семилетнего Кароля Войтылу спросили, кем он хотел бы стать, будущий предстоятель католической церкви ответил: "Летчиком". А на вопрос, почему именно летчиком, пояснил: "Потому что поляк может стать вторым Линдбергом, но не может стать папой римским". Так Войтыла ошибся в первый раз.

Полвека спустя, пересказывая писателю и философу Андре Фроссару свой шутливо вымышленный разговор с Богом, Иоанн Павел II ошибся вновь. В беседе той он спросил Господа, обретет ли его родная Польша свободу. "Обретет, - отвечал Господь, - но не на твоем веку". То, во что не верил сам папа, случилось десятью годами позже и стало возможным во многом благодаря его трудам. Именно в Польше 16 октября 1978 года многие поверили, что рано или поздно коммунизм падет. Тогда же зародились первые сомнения и в самом сердце коммунистического мира: говорят, вскоре после выбора польского папы КГБ сообщил Политбюро, что решение Ватикана было принято под давлением другого опасного поляка – Збигнева Бжезинского, занимавшего тогда должность советника по вопросам безопасности при президенте США Джимми Картере.

Бжезинский же, вспоминая избрание папы, рассказывает забавную историю. Узнав свежие новости, президент Картер спросил своего советника, знаком ли он с Каролем Войтылой, на что Бжезинский ответил, что однажды встречался с ним в Гарвардском университете. В тот же вечер Бжезинский увидел в новостях президента, отвечавшего на вопросы журналистов на лужайке Белого дома. Первым делом его спросили о новом папе. "Это отличный выбор! Кароль Войтыла – близкий друг Збигнева Бжезинского", - восторженно воскликнул Картер. Бжезинский опасался, что папа, узнав о такой наглости, не захочет с ним больше общаться. Опасался напрасно: ему предстояло еще не раз говорить с Иоанном Павлом II. В том числе и в декабре 1980-го, когда Бжезинский разбудил его среди ночи, чтобы сообщить о готовности Москвы в течение 48 часов ввести войска в Польшу.

Наверное, именно тогда незаметно началось падение коммунизма. Благодаря усилиям поляков, стоявших по разные стороны баррикад. С одной стороны был Лех Валенса, человек, получивший впоследствии Нобелевскую премию мира за создание "Солидарности", активность которой едва не заставила русских вторгнуться в Польшу. С другой – Войцех Ярузельский, человек, представший впоследствии перед судом свободной родины за введение военного положения, которое и уберегло страну от советских танков. А в это время в Ватикане упрямый папа продолжал вымаливать у Господа свободу для своей отчизны, вслед за обретением которой карточным домиком рассыпался мир победившего социализма. Как верят в католической Польше, все именно так и было.

Вслед за падением коммунистического режима в Польше карточным домиком рассыпался блок Варшавского договора - мир победившего социализма. Однако мечтам папы не суждено было сбыться полностью. 3 июня 1979 года в Гнезно – первой столице Польского государства - он говорил о единстве Европы, зиждущемся на неразделимых ценностях Запада и Востока. 3 июня 1997 года в том же Гнезно на встрече с президентами уже свободных восточноевропейских стран папа говорил, что сила Святого Духа помогла наконец преодолеть последствия Второй мировой войны и сделать Европу единой. Российского президента на той встрече не было.

Сегодня весь мир – и не только католический – отмечает юбилей понтифика с благодарностью. Кто-то благодарит папу за обретенную свободу, кто-то – за подаренную надежду. Пожалуй, лишь в России это событие может пройти почти незамеченным. Что в общем-то объяснимо - ведь заслуги Иоанна Павла II в деле освобождения и объединения Европы нас, увы, не касаются. К тому же папа, за четверть века объехавший более сотни стран и всегда мечтавший приехать в Россию, так ни разу здесь и не был. В рассказанной Фроссару беседе с Господом Иоанн Павел II осмелился задать и второй вопрос: будет ли после него еще один папа-поляк. "Будет, - отвечал Всевышний, - но не на Моем веку". Спрашивать, доведется ли папе римскому когда-нибудь побывать в России, после этого, наверное, просто неприлично.