На Триумфальную площадь сегодня выходить — нужно. С этим, я надеюсь, согласны многие.
Но одно дело — согласиться, что выходить на площадь нужно.
Другое дело — выйти самому.
Инерция сильна. Она неизбежно шепчет: и без меня там будет много людей — что добавит мое присутствие? Кто я, собственно, и что я могу?
Обычное чувство несвободного человека в несвободном обществе.
А если все-таки проснется в душе, что и ты гражданин, и твое присутствие важно?
Тогда начинаются отговорки. Среди которых есть, действительно, веские.
Безусловно, если человек болен, если он сердечник и гипертоник — ему не надо идти на площадь. Пусть дома следит за событиями, пусть сопереживает — это тоже поддержка.
Но если он здоров, не стар, не слаб и не инвалид — что мешает ему выйти на площадь?
Дела? У нас всегда дела, и всегда нет времени, но это не отговорка.
Есть, конечно, дела, которые невозможно отложить, которые ни в коем случае нельзя отложить — такие, как уход за ребенком, за престарелым, больным, посещение человека в больнице. Тут уж, действительно — итак людей выйдет много...
А вот если кто-нибудь думает, что чтение книги, написание научной работы, занятие творчеством — более важное дело, то это напрасно. Все равно у вас в этот вечер ничего не прочтется, не нарисуется и не напишется, вот увидите.
Есть, конечно, еще одна серьезная отговорка — страх. Между прочим, это очень серьезно. Но может ли это быть оправданием?
Пожалуй, для женщины — да. Но ведь для мужчины, если не ошибаюсь, во все времена страх считался позором. Или настали другие времена?..
Да нет, бесстрашие в цене по-прежнему. Но во все времена, наверно, люди находили отговорки, оправдывающие в себе отсутствие гражданской совести. Почему-то занять решительную позицию в отношении неправедной власти бывает труднее, чем совершить подвиг на поле битвы или на спасательных работах.
Но между тем если бы не находились люди, умеющие в себе эту инерцию преодолеть — не остановилась ли бы история? И если нет в обществе людей, в ком жива и сильна гражданская совесть — не создается ли ситуация такого нравственного удушья и застоя, в котором угасает человеческий дух и парализуется сама способность к творчеству, познанию и духовной жизни?..

Тридцать с лишним лет назад на Красную площадь вышли всего 7 человек. Они жили в другую эпоху. У них в свежей памяти были сталинские времена, когда люди слово сказать боялись. В тюрьмах и лагерях сидели их друзья и они знали, что их тоже посадят — но они вышли на площадь. И отбыли за это сроки заключения.
Перед ними тоже стоял вопрос: выйти — или не выйти? И у них тоже были сомнения.
«У меня было еще одно соображение против того, чтобы пойти на демонстрацию. Это — соображение о практической бесполезности демонстрации, о том, что она не изменит ход событий. Но я решила в конце концов, что для меня это не вопрос пользы, а вопрос моей личной ответственности» — говорила Лариса Богораз в своем последнем слове на суде.
Они преодолели сомнения. Они вышли на Красную площадь, протестуя против оккупации Чехословакии советскими войсками. И приняли за это страдания и лишения. Причем не только власть — окружающие люди тоже их осуждали, не понимали, не одобряли. Но время не оставило сомнений, что правда была на их стороне. Они отстояли свободу для нас, и, может быть, это им нужно сказать спасибо за то, что нам теперь за выход на площадь не грозит долгий срок заключения?
Акция 31 числа — тоже в некотором роде протест против оккупации. Разве это не оккупация — грузовики и автобусы со спецвойсками и ОМОНом в городе, избыточное присутствие вооруженных людей в форме, бронежилетах, касках в мирное время на мирной площади? В данном случае силовики не защищают, а нарушают порядок, преграждая улицу, хватах всех подряд, в том числе и наблюдателей, и случайных прохожих. Они нарушают конституцию и закон, и они не правы.
Мы же, выходя отстоять наше право на митинги и демонстрации, выразить протест против оккупации силовиками площади — правы.
Конечно, это неприятно — три часа провести в душном отделении милиции. Но, может быть, это единственный путь к тому, чтобы завоевать свободу для наших детей и внуков?
И если мы не выйдем на площадь сегодня — не рискуем ли мы лет тридцать спустя потупить взор, когда внук или внучка задаст нам вопрос: а вы выходили 31 числа на Триумфальную площадь?
Тогда, в том августе 1968 года, Александр Галич написал свой знаменитый Петербургский романс. Герой песни — ветеран войны 1812 года посмеивается над мальчишками-декабристами и, конечно же, не выходит на площадь, но на склоне лет чувствует себя раздавленным.
Но я же кричал: "Тираны!"
И славил зарю свободы! -
бессильно восклицает он, понимая, что если легко было найти оправдание не выйти на площадь тогда, то уже никакого оправдания невозможно найти себе теперь.

И всё так же, не проще,
Век наш пробует нас:
Можешь выйти на площадь,
Смеешь выйти на площадь
В тот назначенный час?!
...............

Не идите на площадь, если у вас нет решимости, если есть сомнения. Не идите — никто не осудит.
Только не говорите, что вы мудрее, умнее, разумнее тех, кто идет. Не подбирайте слов осуждения в адрес тех, кто идет. Потому что такая позиция — это уже подлость душевная, которая убивает душу.