Не знаю почему, но так получилось, что совсем недавно я не особо интересовался судами и следить за процессами предпочитал, не мучаясь на твердых деревянных лавках в душных тесных кабинетах. Конечно, на судах я был. Сначала судили моих друзей, которые просто пришли к отделению милиции. Потом судили моих друзей, которые вышли на законную акцию в центре Москвы. Ходил на суд Ходорковского и Лебедева. Но это было, скорее, редкое развлечение.

А с начала года стал посещать процесс Всеволода Остапова, увидел своими глазами, что количество зрителей напрямую влияет на поведение судьи и государственного обвинителя во время процесса. Также из чистого интереса посетил суд (ну в этой стране это все еще называется судом) над Ерофеевым и Самодуровым.

Сначала меня приняли за «своего» и стали что-то объяснять про то, что «Народ есть, нет нации. И название «нация» нужно заслужить». Потом, когда выяснилась принадлежность, «зрители» стали замолкать при моем приближении: «Ишь, подслушивает!» Зайдя в зал, я поздоровался со всеми: «Шалом, православные!». Зрители немного подвисли, но после перевода на «национальный язык» хором начали шептать молитвы и проклятия. Потом удалось пообщаться с Юрием Самодуровым о том, что странно выглядят заявления «православных граждан» к господину Чуеву, которого на «православном языке» называют «содомитом». Данное высказывание видимо совсем шокировало окружающих, потому как не требовало дополнительного перевода. Говорят, что эти зрители также боятся фотоаппаратов и видеокамер (наверно в их понимании «там живет аццкий сотона»), но я еще не проверял.

Таганский суд (204 кабинет) слишком похож на какой-то базар из азиатских сказок: зрители спокойно входят и выходят во время заседания, могут обсуждать свои повседневные проблемы (при этом не особо понижая голос), могут есть и пить в зале, могут громко высказываться в адрес обвиняемых и их адвокатов и могут громко и вслух оскорблять их или командовать «заткнуться». Прокуроры могут спокойно опаздывать на полтора часа, судья их почему-то в этом случае будет ждать, а заодно их придется ждать и всем остальным. Секретарь может стоять своей нижней половиной в зале, а головой в совещательной комнате, при этом с кем-то там разговаривая. Судья может не делать замечания зрителям за неуважение (хотя наверно там и уважать нечего) суда даже после просьбы адвокатов. Так что это не суд, это некое помещение с людьми, которые почему-то по-разному одеты и сидят на разных сидениях.

10 и 11 февраля обвинение заканчивало свою часть. Уже были допрошены свидетели, которые от кого-то и где-то слышали по радио о выставке и сильно возбудились от этого на почве своей религиозной и национальной ненависти. Судья хотела зачитать материалы обвинения, но адвокаты встали на защиту закона и обязали судью не нарушать УПК, поэтому материалы пришлось зачитывать прокурорам. Государственное обвинение состоит из двух достаточно молодых капитанов юстиции, которые совершенно не владеют речевым аппаратом (тихий голос, плохая дикция и маленький словарный запас), поэтому разобрать, что они читают, слишком сложно. А поскольку все 13 томов дела состоят из однотипных заявлений («не видел, но оскорбился»), документы зачитывались следующим образом: «Страница 1 – заявление, страница 3 – заявление… страницы с 57 по 79 – статьи из интернета». Они зачитали какую-то бумажку с умными словами о «семантике значения» без начала и конца, без подписи, без авторства и без даты, на вопрос защиты: «Что вы сейчас зачитали», был дан ответ: «Слушать надо было». Они зачитали заключение эксперта-филолога о том, что «некоторый художники не имеют права называть себя художниками, так как не имеют художественного образования, и картины надо приравнивать не к предметам искусства, а к плакатам и транспарантам». Зачитали экспертное заключение психолога, который считает, что «рисование черной икрой нужно приравнивать к нанесению черной икры на могильные камни». Заодно зачитали обращение в прокуратуру 10-летней девочки (учись стучать смолоду, помни подвиг Паши Морозова!), которая о выставке узнала от бабушки и тоже возбудилась, чем только успела. Туда же – благодарственного письмо от «Объединения православной молодежи» (кстати, кто эта «молодежь» я пытался выяснить, но безуспешно).

Прокуроры краснеют, бубнят. Адвокаты спрашивают – прокуроры хамят в ответ. Обвиняемые пытаются выяснить, кто и в чем их обвиняет, на что получают хамские высказывания зрителей. Всего один раз судья сделала замечание зрителям, которые прямо велели адвокату заткнуться, но замечание было сделано каким-то извиняющимся тоном в духе: «Ну зачем вы мешаете, адвокат же имеет право высказываться в защиту...» Зато почему-то на просьбу прокурора судья среагировала очень оперативно, сделав замечание Андрею Ерофееву.

Конечно, это не суд. И дело даже не в том, что нельзя судить по УПК художников за их творчество и галерейщиков за их смелость. Дело в том, что нельзя допускать, чтобы банда (вернее – «организованная преступная группировка по предварительному сговору») непонятных личностей на основании чужих домыслов, не имея собственного мнения, решала, что можно рисовать, а что нет. Но я предлагаю всем сходить на этот процесс, можете взять с собой бутерброды-салаты-супы на случай если проголодаетесь (не знаю, есть ли микроволновка в совещательной комнате, но думаю об этом можно спросить). И еще предлагаю посмотреть экспонаты выставки «Запретное искусство 2006», а потом выступить в качестве свидетелей защиты. Кстати обвинение свою часть закончило, и теперь начинается представление доказательств защитой.