Незаконная власть, фальсифицирующая не просто выборы, но весь избирательный процесс, не может не пресекать самовольные скопления людей, даже невинно-экологические, не то что социальные. Пока речь о небольших группах, дубина по головам действует. Политическую точность расчета Лимонова на 31 число власть недооценила. Возможно, потому, что полагалась на небеспричинное отторжение автора либеральными кругами.

Алексеева, вместе с другими правозащитниками, переступила эту политическую глупость и долго поддерживала Лимонова, внятно объясняя, что свобода собраний нужна не ему одному и помогает выяснять отношения. Одно дело – общая цель, другое - протест. Для общей цели объединяются с единомышленниками. Для мирного протеста – со всеми недовольными действиями власти, число и взгляды которых неведомы. А силовые протесты, революции, тем и опасны, что в них вырываются непредвосхитимые стихии, потому и преступна власть, своей безответственностью и безучастием их провоцирующая.

Распространяясь, протест умножался. Число приходивших 31-го на Триумфальную росло, а с ним число избитых и задержанных, и премьер- министру пришлось лично подчеркнуть правомерность битья по головам. Рос и отклик, и власть решила выпутываться из новой славы. Но наша власть привыкла думать, что всегда права - и расстреливая, и реабилитируя. Так она себя повела и на Триумфальной. Согласилась, наконец, разрешить митинг, но не более чем на восемьсот участников. Лимонов потребовал большего, но Алексеева, встретясь с самим Сурковым, согласилась.

И вот у гостиницы "Пекин" она провела дозволенный митинг. Лимонов, проклявший ее, как мог, участвовать отказался, а на другой стороне площади набралось множество его сторонников, и ОМОН втискивал их в зону дозволенного митинга, множа число его участников, в целом дошедшее на площади до двух тысяч. И этот абсурд очертил политическое сознание Алексеевой, Лимонова, Суркова и прочих лидеров.

Не в том ошибка Алексеевой, что она встретилась с Сурковым и другими. Коль скоро они разрешали митинг, почему не обсудить с ними встречные просьбы - скажем, если придут не две, а двадцать тысяч, не перекрывать движение по Тверской, а спускаться по Садово-Кудринской. Но она приняла их прямое антиконституционное требование - ограничить число участников. А могла сказать: В Конституции про число не сказано, да и как отсчитать восемьсот, и что делать с остальными? Сколько придет, столько и будет.

Не в том ошибка Лимонова, что, браня Алексееву, он плохо выбирал слова. Брань на вороту не виснет. Плохо, что он не оценил ситуацию политически и на дозволенном митинге, где присутствовало больше восьмисот, не показал на этом примере абсурд антиконституционной позиции власти и нелепость согласия с ней. А опыт советских времен говорит, что каждый отвоеванный у монопольной идеологии клочок годится, чтобы способствовать прояснению умов. Но, видимо, у Лимонова тоже были свои соображения.

Власти радуются «расколу в нигилистах», но и они не выиграли. Битья вроде почти не было, арестантов поменьше. Но омоновцы не вдруг стали всех пришедших загонять в зону дозволенного митинга, превышая разрешенный лимит. Даже Лимонова туда загоняли. Значит, начальство, давшее такой приказ, наперед понимало, что собрание к восьми сотням не сведется, а избивать избыток себе дороже. Зачем же ввели лимитирующую цифру, оформленную с Алексеевой, если понимали, что придется силой затаскивать сторонников Лимонова на митинг, который, не будь этой цифры, и без стараний ОМОНа был бы общим? И даже митингуя порознь, в итоге собравшиеся все равно соединились.

Дело, видимо, в том, что властям опять виртуальное важней реального. Советская власть тоже не слишком ловко тасовала постулаты идеологии в поисках комбинаций, суливших спасение от бравшего за горло кризиса. При исчерпывающей информации о реальности Политбюро ЦК КПСС просто не знало, как с этим быть, что и вынудило к перестройке. Нечто подобное, как показала 31 октября Триумфальная площадь, происходит сегодня. Возможно, снова нас ждут большие виртуальные события, и важно не упустить за ними реальность. А в Питере 31 октября били и хватали, как обычно.