- Ваше величество, - начал неуверенно главнокомандующий, - ситуация сложная... Сначала намечались торжества... Потом аресты... Потом решили совместить...
Григорий Горин. «Тот самый Мюнхгаузен»

В двадцатых годах прошлого века историк и писатель Юрий Тынянов придумал яркую метафору декабрьских событий 1825 года. "Восстание 14 декабря было войной площадей", - писал он в романе «Кюхля», разумея неустойчивый баланс сил восставших полков и правительственных войск. Нарушив томительное колебание сих гранитных весов, будущий император бросил на них заряд чугунной шрапнели, и снежок Сенатской площади окропился - а Дворцовая замкнулась в своем величии: как раз до легендарного залпа носового орудия...

Да, но ведь были еще питерские площади и проспекты, набитые праздной толпой. Вот о последней – чуть погодя.

...Нынешней зимой к нам, кажется, вернулось это жуткое покачивание обледеневших мостовых. Москва, со свойственной ей ленцой, растянула исторический suspense на целый месяц - зато управилась точно к праздникам.

Коллоквиум интеллигенции, собранный 26-го на Пушкинской площади - не мог перевесить, конечно, всей лютой ненависти Манежной; но что-то в Москве качнулось. Сколь же усердно многие принялись переливать свинец нацистских кастетов в свои гирьки! – да, видно, зря. Поскольку в чашу Триумфальной площади легло что-то очень тяжелое: должно быть, что-то тяжелее свинца.

По ней и пристреливается кремлевская батарея: залпы праздничного салюта подмели Триумфальную, как николаевская картечь: «новая метла чисто метет, пристав хочет облаву».

На то и пристав; но вот зеваки, протолкавшиеся в партер на декабрьском шоу двадцать пятого года, тоже, небось, отпускали язвительные комменты. Позже те из них, кого правительственная артиллерия смела на розовый невский лед, сплавились с ледоходом в Финский залив: поскольку там тоже наступила оттепель. Все, что оттаяло той давней весной, потом смердело много лет. Да так, что кое-кто начал расчищать воздух динамитом.

Юношам, значит, понравился запах динамита по утрам. Smells like victory.