Вердикт присяжных, признавших Тихонова и Хасис виновными в убийстве Станислава Маркелова и Анастасии Бабуровой, спущен, как занавес трагедии. Олег Орлов, председатель Совета правозащитного центра «Мемориал», подчеркнул: «Наш многолетний опыт позволяет отличить заказное, сфабрикованное спецслужбами, силовыми структурами дело от дела, которое те же самые службы и структуры со всеми их "родимыми пятнами" расследуют добросовестно». Допущение, что службы, органы, прокуроры и суды, привычные заказывать и фабриковать дела, якобы в состоянии расследовать другие дела добросовестно, как раз и толкнуло новую Россию сберечь старые КГБ и МВД, лишь сменив там начальство да убрав одиозные фигуры. Результатом этого допущения стало нынешнее состояние страны. Едва ли с заявлением Орлова согласен весь «Мемориал». И занавес надо бы поднять.

Обвиненных задержали через девять месяцев после убийства. Уже предъявление их суду с мешками на головах настораживало. Но Тихонов признался в убийстве еще до того, как установили соответствие конфискованного у него при аресте браунинга пуле, обнаруженной в теле Маркелова. А его больше года продержали в заключении, не назначая суда.

Никита Тихонов – лицо не безвестное. Вместе с главным свидетелем обвинения Ильей Горячевым они в 2003 году создали в самиздате, а в 2004-м официально зарегистрировали журнал «Русский образ». Программу не прятали. Она, к примеру, разрешая нерусским жить по своим обычаям на компактно заселенной ими территории, запрещает давать им равные права на остальной. Уже не читая прочего, - а любопытного там много, - видишь, что программа и журнал работы русских нацистов. Понятно, авторов подобных текстов не примешь за хороших людей. Однако дело правосудия не наказывать дурных людей - это забота посмертная, - а наказывать за дурные поступки, в том числе самый дурной - убийство.

В программе Тихонова и Горячева, как и у других нацистских групп, внятно выражены их идеи и стимул к ним. Все они ратуют за спасение России. Можно официально возразить: Россию нет нужды спасать, дела ее превосходны, люди благоденствуют. Но выговорить такое не повернется язык. Стоит вспомнить, что и Маркелов вел свою героическую работу ради спасения России, и Бабурова пошла в «Новую газету», а не в газету «Завтра», чтобы внести в это спасение вклад. То есть нужду спасать наше отечество ощущают люди противоположные, но при всех различиях сознающие, что в нынешнем виде оно обречено, что старые лозунги «Народ и партия едины» и «Путин – наш рулевой» мертвы. И беда не только в пропасти меж властью и народом. Мало сменить Путина на Медведева или даже на Касьянова, чтобы все встало на свои места. Пропасть разделяет людей.

Это прежде всего социальная пропасть. В советские годы не только сгоняли все народы в единый советский, но числили этот народ неделимым на классы и социальные группы, никому не давая выразить свои особенные заботы помимо всеобщих. Массовое сознание деформировалось не просто пропагандой, но и тем, что она барабанила при зажиме и пресечении всякой общественной жизни. А эта деформация вела к большинству нынешних бед и к удержанию власти номенклатурой. Но национальное сознание, как более наглядное, вышло вперед. Коммунистическая империя осела, и дали себя знать национальные интересы. Перед роспуском СССР Ельцину пришлось сказать автономиям: «Берите столько суверенитета, сколько проглотите», - хоть, чтобы на деле такого не допустить, он слал потом в Чечню танки и самолеты.

Нациста Тихонова у нас именуют националистом, уверяя, что это одно и то же. Что ж, работу по спасению людей своего народа не обязательно звать национализмом, тем паче что спасаешь не только по этническим данным, но нацизму, то есть подавлению и уничтожению других народов, спасение своего явно противостоит. В том и пропасть меж людьми вроде Маркелова и людьми вроде Тихонова, что то, что для одних спасение своего народа, для других его гибель. Сверх того, Маркелов, обнаружив причастность Тихонова к убийству антифашиста Рюхина, требовал привлечь его к ответственности перед обществом, тогда как Тихонов и его единомышленники, согласно своим программам, готовы действовать против инакомыслящего Маркелова помимо общества. Вопрос лишь в том, как было дело в данном случае. Тихонов стрелял или кто-то другой?

Достоверных доказательств нет. Есть лишь косвенные предположения, что такое не исключено. Но, чтобы счесть приговор справедливым, мало мнения присяжных, нужны доказательства. А в них слишком много странностей. Странно уже то, что следственные органы с их «родимыми пятнами», задержав Тихонова и получив, пусть даже под пыткой, его полное признание, больше года не спешили передать дело в суд. А что удерживало, объяснить тоже не спешат.

Несостоятельно и главное вещественное доказательство – браунинг 1910 года. Можно бы не верить Тихонову, что Горячев передал ему браунинг незадолго до ареста. Но невозможно верить, что Тихонов, убив из этого браунинга двух человек, не понимал, что это смертельная улика, и не выбросил бы его в реку или куда угодно, при том что сам скрывался. Браунинг, из которого убили Маркелова, все же скорей оказался у Тихонова уже перед арестом. Но тогда естественен вопрос, кто выпустил из него смертельные пули в Маркелова и Бабурову? Связного ответа нет.

Темны и отношения суда с присяжными, наличие в коллегии бывших работников правоохранительных органов и уходы присяжных из коллегии. А если бы хоть последняя из ушедших голосовала против виновности Тихонова, признанной без нее семью голосами против пяти, счет оказался бы шесть против шести и Тихонова бы оправдали. А Хасис, осужденная восемью голосами против четырех, так бы и осталась осужденной, хоть и на взгляд суда стреляла все же не она. Сколь объективна такая коллегия присяжных?

Нестыковок слишком много. А трудно допустить, что по крайней мере с 2004 «Русский образ» и все с ним связанное находились вне поле зрения органов безопасности. Кто бы его ни курировал, отношениe к журналу и организации могло быть разное. При царе полковник Зубатов создавал подставные подпольные организации. В СССР положение и роль органов безопасности были еще сложней. Вопреки россказням, что при Сталине органы вознеслись над партией, они были подконтрольны генсеку, выполняя его волю. При Путине власть над страной почти полностью взяли выходцы из органов, а показной свободы больше, чем несвободы, и происходит много странного. Не только суд, но и легкость признания Тихонова, и показания Горячева, и то, что его бегство за рубеж не помешало демонстрировать его показания в суде, входят в число таких странностей.

Не будем гадать, что толкнуло следствие после затяжки все же выйти на суд. Близость времени начала суда с убийством Егора Свиридова и событиями на Манежной, возможно, случайна. Но не случаен совет премьер-министра друзьям Свиридова принимать нападения как «направленные против вас всех». Владимир Владимирович, как профессионал своего дела, понимал, что тут нужна оговорка «независимо от национальной принадлежности», и легко ее произнес. Но Свиридов болел за «Спартак», другие болеют за другие команды, и драки (не только за такси) меж болельщиками не редкость. Они враждебны друг другу и не образуют никакого «вы все». В искусной фразе премьера видна солидарность с теми, кто искал ее на Манежной. Возможно, осуждение двух нацистов призвано смягчить это впечатление.

Верховному суду, подтвердив осуждение за незаконное хранение и продажу оружия, надо бы снять обвинение в убийстве. Это не оправдает взгляды Тихонова и Хасис, способные привести к убийству, но признает, что в данном конкретном случае убийцы еще не изобличены. А суд, в котором адвокат свободно возрождает клеветническую байку, будто погубленная полковником Будановым Эльза Кунгаева, интересы семьи которой защищал Маркелов, была снайпером, стрелявшим в усмирителей Чечни (байку, уже рассмотренную в процессе над Будановым и отвергнутую судом), должен бы побудить общество больше обеспокоиться тем, что суд, как в советские времена, опять обратился в карательный орган.

Обществу не только в рамках уголовной практики нужно разбираться в своих принципах, преодолеть веру, что все дозволено, - хоть не всем, но все же некоторым. Ход полемики о принципах и их приложениях более всего и создает имидж общества и страны. При советской власти идейная борьба была борьбой с идеями, разоблачением возможных врагов. При Ельцине идеи стали одинаково дозволены, но знания о них, их истории, их приложениях, не хватало. Обличение советской тоталитарной власти было неглубоким, не вскрыло ее природу. И от неудовлетворенности своей жизнью иные читали «Мою борьбу» Гитлера, интересуясь, как оно было у врага, даром что поверженного. Уже советская пропаганда многое переняла у врага по формуле «Побежденные диктуют победителям свои законы». А мы твердим, что нацизм у нас невозможен потому, что мы его победили, хоть победили мы не нацистскую идеологию, а лишь нацистскую Германию.

Остановить русский нацизм под силу лишь русскому антиимперскому национализму, возвращающему права, отнятые у большинства русских коллективизацией и тоталитарным строем. А осуждение двух нацистов за недоказанное убийство на фоне безразличия государства к грозным социальным и национальным противоречиям поведет скорее к обратным результатам и нацизм не ослабит. Впрочем, возможно, кто-то и хочет, чтобы он не слабел.