Меня и газету «Рубеж», которую я редактирую в Нюрнберге, некоторые наши читателя попрекают в «тявканье» из подворотни. По их мнению, писать критические материалы о ситуации в России и о ее правителях можно, только находясь в самой России.

Здесь можно, конечно, задать встречные, большей частью риторические, вопросы: если следовать логике таких читателей, получается, что российским журналистам ничего нельзя писать, особенно в критическом тоне, о событиях на Украине или в Белоруссии (а ведь пишут, и ерничают, а уж как по батьке сейчас проходятся, я помолчу), о Германии, о Европе, об Америке? В общем, обо всем мире – табу? А можно ли московским журналистам писать о питерских проблемах, и наоборот? Только о своей стране, или только о своем городе? А может, только о своей улице? Доме? Подъезде?

Но оставим эту теоретическую дискуссию. Я хочу рассказать, что и мы в далекой Германии иногда оказываемся в условиях, «приближенных к боевым», хотя, конечно, и не максимально приближенных, как в самой России.

Сегодня, придя на работу в редакцию, я обнаружил, что наши дверь и крыльцо залиты какой-то коричневой жижей, отвратительно пахнущей. Возможно, это смесь из особо вонючей краски и жидких фекалий (вызванные полицейские взяли пробу на экспертизу, которая точно определит состав).

Если бы этот случай был первым и единичным, можно было бы думать, что это пьяная выходка каких-нибудь хулиганов, не направленная против нас лично. Но это не первый подобный инцидент.

В 2006 году дважды, с интервалом в месяц, двери и окна нашей редакции были разукрашены надписями «Аchtung, Jude!» («Внимание, евреи!») и «Juden – weg!» («Евреи – вон!») вкупе со свастиками.

В августе 2008 года, после спецвыпуска нашей газеты, посвященного российско-грузинской войне, нашу витрину украсили следующими надписями: «Wir sind beste Freunde georgischen Morders Saakaschwili» («Мы – лучшие друзья грузинского убийцы Саакашвили») и «Wir sind Freunde Saakaschwili, der zieht Deutschland ins neue Weltkrieg» («Мы – друзья Саакашвили, который втягивает Германию в новую мировую войну»).

Вызванные в обоих случаях полицейские составили протокол, но, разумеется, никого не нашли. Вызвали мы их и сегодня, протокол также был составлен, но результат, думается, будет тот же.

Говорят, Европа и Америка наводнены сейчас шпионами, агентами российских спецслужб. Может, и так, но их присутствие, по крайней мере, не очень заметно. Гораздо заметнее (и уж не знаю – опаснее ли?) огромные массы наших бывших соотечественников с промытыми с советских времен мозгами.

Представляете, люди, эмигрировавшие из бывшего СССР (значит, что-то их на бывшей родине не устраивало?), теперь, оказывается, жить не могут вне привычных им советских реалий, и не смей при них слова худого сказать о Путине (варианты: Януковиче, Лукашенко). Разумеется, происходит подмена понятий: если мы плохо пишем о Путине, значит, мы не любим Россию (или, соответственно, Украину, Белоруссию). Когда же намекаешь им, что они, в общем, могут вернуться (помните эпизод из «Окна в Париж», когда ностальгирующего товарища вернули из города на Сене в город на Неве, прямо к подножию памятника вечно живому?), – обижаются.

Собственно, вот такие господа, которым здесь несть числа, вкупе с агентами спецслужб, если таковые имеются, и создают ту критическую массу, то варево, ту гремучую смесь (пахнущую не лучше, чем жижа, выплеснутая на нас сегодня), которая может стать опасной не только для нас, русскоязычных иммигрантов, но и для национальной безопасности, в нашем случае Германии, а также для Запада в целом.

Что же касается тех наших читателей, которые утверждают, что, живя в благополучной Германии, мы ничего не должны писать о «язвах» бывшей родины или, во множественном числе, родин, то у меня к ним один вопрос, снова риторический: вы полагаете, что мы заработаем такое право, только если нас грохнут по башке или пришлют курьера с полонием? В таком случае надежда, ваша надежда, умирает последней.