Благодаря стойкости Василия Алексаняна, его отказу дать лживые показания в обмен на свободу и медицинскую помощь, многие осознали, что «именем Российской Федерации» - а значит, и их именем тоже – творится преступление, в котором они участвовать не хотят.

Уже и не вспомнить, как завертелась в 2008 году кампания солидарности с Василием Алексаняном. Мы списывались и созванивались – разные знакомые и незнакомые из десятков городов России и других стран. Делились информацией, планировали акции, подписывали обращения, проводили большие митинги и одиночные пикеты у ФСИН. Была голодовка, в которой приняли участие 13 человек.

Ярким воспоминанием стало для меня одно из судебных заседаний, на котором в очередной раз продлили содержание Василия под стражей. В этот день попасть в зал, как всегда, не удалось, и мы большой толпой стояли в коридоре. Ждали, когда конвой проведет Василия, потом планировали дожидаться решения суда.

Я присела на стуле рядом с троими мужчинами с борсетками. Сначала искренне отвечала на их вопросы о том, почему я здесь и кто такой Алексанян, не умела еще отличать сотрудников Центра «Э» (или они тогда еще были УБОПом?). А они, видимо, в виде ответной любезности со смехом рассказали мне, как у них на допросе обвиняемый выпрыгнул в окно и сломал позвоночник (это они о Борисе Стомахине, я сразу догадалась). Как ошпаренная я отбежала в другой конец коридора.

Тем временем появился конвой, и мы наконец увидели Василия. Он был в пуховике и шапке, явно мерз даже в жарком коридоре суда из-за постоянной собственной высокой температуры, шел, опустив голову. Мы расступились и всячески старались выразить поддержку Василию, но он не смотрел на нас. Лишь когда кто-то тронул его за плечо, он быстро накрыл эту руку своей и повернул лицо в том направлении, где находился человек. Увидев блуждающий взгляд, мы поняли, что Василий ничего не видит. Совсем. И тогда кто-то из наших ребят, кажется, это был Ваня Ниненко, закричал: «Свободу!» - и все подхватили. Василий вздрогнул и заулыбался – только тогда он понял, как много народу собралось поддержать его. «Спасибо», - сказал он нам негромко, но все его услышали.

Утром 7 февраля Василия перевели в больницу. Это была наша общая маленькая победа. Потом еще была долгая борьба за то, чтобы сняли цепь, приковывающую его к кровати, потом сбор залога. И свобода. Часто потом я думала о Василии и очень радовалась, что он на свободе, в кругу семьи. Очень хотела познакомиться с ним, но так и не решилась побеспокоить.

Тогда мы сделали, наверное, все что могли. Радовались, что он свободен, и надеялись, что жизнь на свободе будет долгой. И только теперь, когда Василия больше нет, я отчетливо поняла, что это было бы возможно, только если бы не было СИЗО в его жизни. Когда Василия арестовали, у него был ВИЧ в стадии 3а, с этим при нормальном лечении живут, и живут долго. Когда его освободили, это уже был СПИД. Плюс туберкулез, рак, слепота.

За сегодняшний день я прочитала много о Василии. «Герой», «непобедимый», «настоящий», «честный» – так пишут о нем блогеры. Он умер не в тюрьме, как Магнитский, но по той же причине. Из-за нехватки не героев, но просто настоящих честных людей в судах и системе исполнения наказаний.