В декабре 2011 года слова "ситуация меняется с каждым днем" перестали быть метафорой. Несмотря на все известные параллели, пара предшествующих лет была далеко не "новым застоем". Особенно для активных людей, принимавших участие в самых разных автономных инициативах: от личной помощи детским домам и добровольного тушения лесных пожаров летом 2010-го до уличных пикетов и экологических лагерей, всегда грозящих закончиться автозаком, а то и тюремным сроком. И все же 4 декабря никто не мог предсказать, что случится 5-го, а взрыв 10-го был и вовсе какой-то фантастикой, пока не стал совершенно нормальной и даже привычной (после 24-го) реальностью.

Объединившим всех поводом были нечестные выборы. Но если политикам явно хотелось в Думу и Кремль, то множество участников столь же явно переживали неизмеримо более важную проблему: мы вышли ради того, чтобы сделать более честным все российское общество. Происходившее абсолютно не совпадало с инертной институциональной формулой "нас позвали - мы явились". Поэтому, хотя на митингах была главная сцена, не было никакого руководящего центра. Как бы ни желал кто-то из царивших на помостах "возглавить и направить" движение, большинство участников просто не были к этому расположены. Еще на подготовительных собраниях люди из независимых инициатив в лицо критиковали членов самопровозглашенного оргкомитета: "Политики, умерьте свои амбиции! Мы выходим на улицу не ради вас!"

Много людей вышли на митинг после горячих обсуждений с друзьями, коллегами и соседями. Было немало тех, кто организовал что-то сам: от нарисованного дома плаката до "живого микрофона" и дискуссий по образованию. Потому смысл событиям сообщала не бесконечная очередь у главного микрофона, а множество оригинальных инициатив, дружеских компаний, независимых акций. Было очевидно, что даже если люди протестовали на улице впервые в жизни, то действовать без чьей-то указки им не внове.

Среди тех, кто не просто пришел "посмотреть", а что-то делал - принес остроумные лозунги и картинки, первым начинал скандировать независимо от речей со сцены, в целом, соорганизовывался с окружающими для совместного жеста, - особо выделялись люди с опытом неполитической самоорганизации. Тут и "ядро" интернет-форумов, и участники самых разных гражданских инициатив, от потребительского мониторинга и движений против точечной застройки до групп обустройства своего двора, и любители Шевчука, и алисоманы, и начинающие хард-рок-музыканты, и фрилансеры (программисты, редакторы, пиарщики, юристы и т.д.), и мелкие предприниматели, и владельцы крупного бизнеса, и вегетарианцы, журналисты, и растаманы, и участники студенческих групп, и футбольные фанаты вне милитаризованных "фирм", и участники самых разных объединений по интересам, и даже руководители предприятий и госорганизаций. Ну и, конечно, наблюдатели на выборах, а также активисты разных течений. В большинстве своем те, кому не все равно, что происходит в обществе, кому интересно что-то создавать самим, распоряжаться своей жизнью самостоятельно и вместе с другими. Почти все достаточно независимые, изобретательные и уверенные в себе, чтобы не ждать момента, пока какая-нибудь "звезда" со сцены возьмется представлять их в переговорах с мэрией или Кремлем.

Красноречивой характеристикой декабрьского движения было коллективное неприятие насилия. Не только декларативный настрой - "Нет насилию!", "Фу, революция!", - который был подготовлен дискуссиями в блогах и социальных сетях, а затем закреплен осуждающими "бу-у!" в ответ на радикальные кричалки. Еще более выразительным был практический самоконтроль и готовность собравшихся игнорировать и даже самостоятельно пресекать любые радикальные проявления - как организованное насилие, так и спонтанные беспорядки. Журналисты, окрестившие движение "восстанием сытых", конечно, поторопились.

Обнадеживающее спокойствие митингов "без происшествий" объяснялось отнюдь не поголовным благосостоянием участников. Хотя беднейших городских слоев (людей, кто покупает продукты и одежду только в магазинах-дискаунтерах) или, например, мигрантов действительно было мало. Пока что. Причина исключительно мирного характера крылась в двух обстоятельствах: высоком уровне образования участников и нетривиальном по российским меркам невмешательстве полиции. Дружелюбие силовых органов было отнюдь не показным. Полицейским и солдатам было действительно приятно, что на этот раз их не заставили просто так избивать соотечественников и тащить их в автозаки.

Однако полагать, что городская и кремлевская администрации скромно отступили перед многотысячной толпой, тоже преждевременно. Любые общественные акции легко переводятся в режим "уличных беспорядков" несколькими показательными провокациями полицейских. Но в этот раз власти предоставили митингующих самим себе, сконцентрировав вокруг огромную массу вооруженных правоохранителей. Нам оставили на выбор: мирные действия, не выходящие за рамки процедуры, или радикализующаяся толпа, на подавление которой будут брошены все эти силы. В последнем случае власти могли легко обвинить митингующих в неспособности сдерживать насилие и в дальнейшем обращаться со всем движением как с криминальным. Именно эта дистанция, которую заняли органы силы, превратила митинг в коллектив повышенного самоконтроля. Путь к радикализации движения блокировали в первую очередь сами участники.

Высшее образование, а часто и интеллектуальная профессия многих собравшихся сыграли в этом далеко не последнюю роль. Практических сторонников насилия среди образованных людей статистически мало. И их установка хорошо отвечает публичным интересам другой, отчасти близкой социальной группы, которая во многом стала лицом декабрьской мобилизации. При всем разнообразии жестов и инициатив, отчасти поверх границы между политиками и неполитиками, а также несмотря на присутствие политических и общественных активистов, локомотивом движения стала сформировавшаяся за последние 20 лет образованная городская буржуазия.

Для большинства из тех, кто зачастую не доверяет политическим институтам и массовому участию, митинги стали сценой самовыражения и приобщения к себе подобным, что только усилило требование мирного характера собрания. В конечном счете то, что происходило в Москве на стороне "аполитичных" участников, можно лучше всего охарактеризовать как символическое переучреждение московской буржуазии. Бюргерства в ее историческом смысле, основанном на таких добродетелях, как честность, сдержанность, благоразумие. Образованные, отчасти (но не обязательно) благополучные и прежде всего уже ведущие какую-то самостоятельную или совместную деятельность люди публично восстановили собственное достоинство и широкое неполитическое самопредставительство на улице. То самое, которое они уже начали приобретать, обустраивая свои дома и помогая чужим детям, посещая кофейни и шопинг-центры, проводя время в развлекательных и спортивных клубах, отправляясь автопробегом по России или в туристические поездки за границу. Между митингами эти люди не уходили с головой "в революцию", а расходились по своим делам, которых у всех много. И свободного времени для радикального пересмотра социальных моделей совсем не оставалось.

Этим объясняется другой важный момент движения: почти полное отсутствие критики социального неравенства. Господствующими темами оставались юридические нарушения, финансовая коррупция, обман и чванство кремлевских парвеню. Хотя митинги не были "восстанием сытых", они явно были направлены против того, что мешает успешной жизни. Участники избегали темы социального неравенства, поскольку в коллективном воображении она связана с неблагополучием и бедностью. Тогда как фальсификация и коррупция - это про то, как нам не дают стать успешными и зажить спокойно.

Однако этим мотивам, как и возможному будущему движения, потенциально противостоит некая сила. Нет, им угрожает не радикальное крыло революционеров, а безответственность самоназначенного оргкомитета, который не перестает требовать от участников сплочения и единодушия, при этом лавируя в изменчивой конъюнктуре. После всплеска 24 декабря профессиональные активисты и политики с удвоенной силой призвали к участию в комиссиях, рабочих комитетах и написанию многозначительных документов, тогда как основные решения очевидно принимаются по итогам узких групповых соглашений. Но главная опасность даже не в этом, а в том, что по ходу бурных технических дебатов и организационных встреч все более очевидными стали попытки подменить широкое общественное движение узким политическим представительством. Это касается и формирования практического альянса между либеральными и ультранационалистическими организациями, и странных маневров вокруг списка выступающих на главной сцене митингов.

Игры и подмены, связанные с центральным микрофоном, достойны стать предметом отдельной истории. В ее сухом остатке будет малоприятная тенденция. Представителей независимых профсоюзов, образовательных движений, гражданских и общественных инициатив, ученых и иных "нестатусных" участников самоназначенные организаторы митингов к микрофону пригласить не торопятся. Настаивая на "равном представительстве", они мало озабочены скромным числом вышедших на сцену членов левых организаций, лишь сократившимся от 10 к 24 декабря. Они очевидно более трепетно относятся к крайне правым - националистам, чье присутствие на сцене растет, тогда как поначалу их просто не хотели допускать в оргкомитет и к микрофону.

Следует признать, что первоначальные опасения были не напрасны. Когда стали согласовывать с мэрией место проведения общегражданского митинга 24 декабря, оказалось, что националисты банально "забили" своими заявками все возможные городские площадки. А на самом митинге они активно рвались на сцену, снеся помост для журналистов. В тот раз сорвать гражданский митинг им не удалось. Но для оргкомитета тревожный звонок почему-то не прозвучал. Под лозунгами "демократии" и "борьбы с общим врагом" националисты нашли место и в технических комиссиях, и на сцене, в чем им помогли такие участники, как Алексей Навальный.

Сейчас, когда движение страдает столь высокой неопределенностью политических целей и даже ближайшего будущего, это представляется не столь важным. Подумаешь, крайне правые маргиналы получили немного внимания. Это почти так. Хотя их маргинальность отнюдь не безобидна за ней маячат военизированные дружины, кровавые нападения на улицах и откровенное подстрекательство к насилию, как в Кондопоге. Но если верить в успех движения, следует иметь в виду, что технический сегодня оргкомитет и его сателлиты будут требовать для себя вполне осязаемого институционального и политического признания. Желали бы участники декабрьских митингов, чтобы в потенциальном новом парламенте нас представляли сторонники "государства для русских"? Вряд ли. Хотели бы мы, чтобы от нашего имени правили политические оппортунисты предшествующей эпохи, такие как Немцов или Касьянов?

Очевидно, что уже сейчас имеет смысл не только держать "единый фронт" участия, но и ставить условия перед создающимся политическим альянсом. В частности, такое: в новое политическое будущее - без националистов! В этом трудно не солидаризироваться с обращением, которое адресовал участникам декабрьского движения Комитет 19 января.

Если политическая монополизация движения продолжится, перед лицом его образованных и самостоятельных участников, на деле не нуждающихся ни в каких в лидерах, а также очень скептически настроенных по отношению ко всем политическим институтам, эта игра может закончиться очень быстро. Политические "организаторы" митингов вскоре останутся наедине со своими обретенными крайне правыми союзниками и снова будут подавать заявки на 300 участников. Это было бы самым печальным итогом столь обнадеживающего гражданского пробуждения. Чтобы такого не произошло, мы должны меньше связывать свое будущее с лукавым "единодушием" претендентов на кремлевские кресла. И больше рассчитывать на собственные инициативы и силы.

Митинги 10 и 24 декабря стали ярким событием благодаря вкладу всех тех, кто организовывал их ради общего дела и свободы самовыражения. Было бы просто отлично продолжить в том же направлении. Каждый способен создать автономную гражданскую группу или инициативу по месту жительства, месту работы, с друзьями. Только когда мы сами будем идти на шаг впереди политиков и считаться с нашим голосом вынуждены будут лукавые ребята из Думы и Кремля - кто бы конкретно ни занял эти места.