Чем запомнится вторая волна "Болотного дела", так это ощущением полной безысходности. Если трагедия, повторенная дважды, превращается в фарс, то во что же превращается судебный фарс, когда воспроизводится во второй, а то и в четвертый раз? Вот ровно в это и превращается.

Зрители умещаются в маленький зал. Протестов со стороны защиты на нарушения закона стало значительно меньше, чем на "деле 12ти". Даже вполне либеральные СМИ о процессе не знают и думают, что "Болотное дело" окончилось в феврале. "Терпилы", не имеющие отношения к обвиняемым, не удивляют и не вызывают никакого интереса, а воспринимаются как источник перлов, но никак не ценных показаний. Свидетелей защиты оставили по минимуму: тянуть процесс никто не хочет. А доказывать - да что уж тут доказывать...

Все уже знают свой срок с погрешностью в несколько месяцев. Прокуроры не троллят леденящими душу цифрами, а называют сроки, близкие к реальности: торг почти неуместен. Разговоры не о падении режима, конечно. Разговоры о том, какая медсправка позволит скинуть еще два месяца и в какой области колонии лучше.

Хотя именно «дело 4-х» могло бы стать красивым показательным процессом. Здесь нет лоскутного одеяла обстоятельств: у кого туалет, у кого камни, у кого ничего, у кого рука, у кого маска, у кого голодовка. Напротив, эпизоды у всех четырех фигурантов, включая Елену «мы не допустим демократического государства» Кохтареву, похожи. Все они захотели вступиться за человека, который подвергся насилию со стороны ментов. Каждый вмешался совершенно неопасным, не имевшим никаких последствий для защищенных амуницией ментов способом: дернул, толкнул.

Здравый смысл говорит, что даже сильный удар ногой по бронежилету опасен разве что для ноги. Равно как и рукой по шлему. А человеку, открывшему способ причинения физической боли простым прикосновением к каске или к берцу, наверное, дадут Нобелевскую премию.

Процесс над Гущиным, Марголиным и Гаскаровым очень цельный, а ребята в клетке защищали себя последовательно, продуманно, детально. Никому кроме них уже и не интересно, на какой минуте видео полицейские применяют незаконный удушающий прием и слышно ли было объявление об отмене митинга через мегафоны.

Вопрос о допустимости самозащиты граждан от полиции всегда был ключевым в "Болотном деле", но раньше он рассыпался на очень разные аспекты. Часть людей (Косенко, Савелов, Зимин, Акименков) не совершали вообще никаких действий, и обсуждать в их отношении, что можно, а что нельзя, было неуместно. Но ставить знак равенства между невиновностью и пассивностью вредно: ведь тогда кидание лимона уже действие, а значит, уже вина? Как относиться к Лузянину, применявшему-таки насилие к нескольким сотрудникам полиции и даже лишавшего их защитного обмундирования? К Барабанову, замахнувшемуся на омоновца? Что такое самозащита? Можно ли драться с полицейским, если ты не видел, как лично он применял насилие? А если смотреть шире: если ты поддерживаешь киевский Майдан и допускаешь возможность настоящих, а не фейковых массовых беспорядков - до какой степени можно допустить самооборону общества от государства?

В итоге говорить о "Болотном деле" как о едином явлении не получалось, но не получалось и воспринимать судьбу каждого фигуранта отдельно от остальных.

Вторая же волна дала усредненный образ болотного узника и усредненный образ обвинения, выкристаллизовала конкретный вопрос: можно ли прикоснуться к менту неопасным способом, когда он откровенно (не вообще по жизни, не по факту своей принадлежности к преступной власти, а здесь и сейчас) неправ... или нужно отойти на почтительное расстояние и сделать «Ку!» три раза?

Мы не ответили на этот вопрос, хотя на нем стоит не только "Болотное дело" - тут вся суть взаимоотношений с государством. Мы его проигнорировали. Мы научились кое-как возмущаться пытками, длительным заключением, разлукой обвиняемых с семьями и отказом в медпомощи.

Ребятам из второй волны стало трудно настаивать на своей правоте: ведь поддержки, которая помогла бы в этой правоте убедиться, почти что и нет. Илья Гущин частично признал вину, согласившись с тем, что двухсекундное отдергивание полицейского за бронежилет есть преступление (символическое, никому не вредящее признание, которое на практике может подарить несколько месяцев свободы). Александр Марголин, толкавший сотрудника ногой, сказал, что не знает, виновен он или нет. И даже Алексей Гаскаров, изначально утверждавший, что сделал все правильно, попытавшись оттащить Ибатулина за ногу, выступая в прениях, засомневался и сказал, что формальные признаки преступления здесь, наверное, есть.

Впрочем, мы-то все сдались намного раньше.