За последние пятнадцать лет мониторинга трудовых протестов ничего подобного нынешним выступлениям дальнобойщиков не было. Масштабы этого протеста впечатляют. При этом в последние годы мы фиксировали рост количества трудовых протестов. В сентябре этого года зафиксировано 34 трудовых протеста, а в целом за девять месяцев - 295 протестных акций. Это больше, чем в любом из предыдущих семи лет наблюдения.

Мы ожидали, что рост мелких локальных протестов должен был закончиться чем-то подобным, но, разумеется, не могли предсказать выступления именно дальнобойщиков и именно в ноябре - хотя и зафиксировали их первые заявления в октябре. Это были устные предупреждения, которым власти не вняли, и в итоге началось то, что началось, - и это было закономерно.

Пожалуй, нынешние события можно сравнить с выступлениями пенсионеров во времена монетизации льгот. Разница в том, что пенсионеры защищают свое социальное положение. А работники защищают свои права как работников. Правда, здесь возникает вопрос: можно ли считать дальнобойщиков работниками в чистом виде? Многие из них оформлены как индивидуальные частные предприниматели. Мы не в первый раз сталкиваемся с подобными практиками: это и водители маршрутных такси, которые часто в разных городах устраивают забастовки, это и продавцы на рынках. То есть это предприниматели, которые одновременно являются и работниками.

Когда я обсуждал с коллегами, как к этому относиться, мы пришли к мнению, что их "предпринимательство" вынужденное и формальное. От этого они не становятся бизнесменами, оставаясь работниками, маскирующимися под предпринимателей. Поэтому мы и рассматриваем их выступления как трудовой протест. Его специфика и в том, что здесь нет конкретного работодателя. В итоге их протест адресован не конкретному управленцу или собственнику, а тем, кто устанавливает правила игры. Это одно из условий, обеспечивающих массовость.

При этом и дальнобойщики, и все остальные профсоюзы обычно подчеркивают, что они готовы работать в рамках существующей политической системы и даже законодательства. Речь идет о выступлениях не против власти, а против изменений, негативно повлиявших на их жизнь и работу.

Есть устойчивое мнение, что бунт в России возможен, только если людей сильно обидят. И здесь дальнобойщиков сильно обидели. Во-первых, нам в России вообще непонятна идея платной дороги, то есть новые правила сильно противоречат нашим социокультурным стереотипам. Во-вторых, и без новой системы существует дорожный налог, который дальнобойщики платят. И третье - то, что там фигурирует частный интерес Ротенберга. В то время как нововведениям был придан характер стратегического проекта, связанного с безопасностью дорог, один бизнесмен, находящийся в политическом фаворе, получил доступ к этим деньгам. В итоге получается, что берутся деньги за дорогу, причем уже второй раз за то же самое; деньги частично идут в частный карман; а еще и дороги у нас ужасающем состоянии. И четвертое - вводится контроль за передвижениями дальнобойщика. Но не может дальнобойщик всякий раз спланировать свой маршрут, измеряющийся тысячами километров, - в пути маршрут может меняться. А это уже будет считаться нарушением.

Все это и породило ощущение глубочайшей несправедливости.

У дальнобойщиков нет единой структуры, единого профсоюза, единого лидера. В результате непонятно: если карать, то кого? Работает уже известная тактика, когда есть недовольная масса, из которой нельзя кого-то выделить. Это своеобразное средство защиты в условиях, когда протест может быть опасен. С другой стороны - это очень скоординированная группа. Люди которые знают, что такое риск и что такое отстаивать свои интересы.

Есть особенности у дальнобойщиков из Дагестана. Там высокая безработица. А работа на транспорте - это для мужчины традиционно достойное дело, и многие мужчины зрелого возраста зарабатывают именно этим. И если жители других регионов могут подыскать себе что-то другое, то в Дагестане это может быть единственным спасением от безработицы, и в итоге солидарность у них выше.

Изучая в динамике реакцию власти на протесты, мы видим растерянность. К такому массовому протесту власть оказалась не готова. Понятно, что силой здесь действовать нельзя, а как действовать не силой, никто не знает, потому что нет традиции диалога с работниками, да и с другими протестными группами тоже. Власти назвали назвали происходящее "некоторыми шероховатостями при внедрении новой системы". Но на шероховатости это уже не похоже. Наверное, власти надеются, что дальнобойщики побузят и все затихнет. Возможно, они и правы, потому что такой неорганизованный протест склонен к быстрому затуханию и на долгие сроки не рассчитан. У них есть отдельные структуры, но их влиянием все дальнобойщики в целом не охвачены. Но как только у них появятся единые структуры, они тут же окажутся под давлением.

Как бы ни закончился этот конкретный конфликт, количество протестов будет расти. Основная причина возникновения протестов в этой сфере - сокращение числа рабочих мест, увольнения. Когда мы рассчитывали факторы, влияющие на количество протестов, на первое место вышла безработица. Когда уменьшается количество рабочих мест, с каким-то лагом растет количество протестов. Как только люди чувствуют, что могут потерять рабочие места, они начинают бороться за свои права. Пока есть рабочее место хотя бы с низкой зарплатой, люди готовы терпеть. А когда увольняют соседа, когда увольняют из соседнего цеха, тогда становится понятно, что уже край.

А безработица сейчас растет.