В Калининском районном суде Петербурга начался довольно специфический судебный процесс. Подсудимый, основные свидетели, потерпевшая и, разумеется, председательствующий - все сотрудники петербургских судов (разве что подсудимый - бывший сотрудник).

В конце 2016 года Александр Эйвазов работал секретарем в Октябрьском районном суде, а спустя некоторое время после увольнения был арестован за... неизготовление в срок протокола заседания. Защита же полагает, что Эйвазову мстят за то, что он предал огласке нарушения закона.

Двадцатидвухлетний Эйвазов, окончив юридический бакалавриат, поступил в заочную магистратуру и решил начать работу на госслужбе, планировал карьеру судьи. Кроме того, он состоял в "Единой России" и был функционером партийной ячейки в Василеостровском районе. Эйвазова приняли секретарем к судье Ирине Керро.

Работа, очевидно, не оправдала его ожиданий. По словам Эйвазова, он столкнулся с многочисленными нарушениями закона: Керро унижала бездомных арестантов ("Теперь у вас будет постоянное место жительства. В "Крестах""), выспрашивала национальность подсудимых, допускала приятельское общение со следователями и прокурором, принимала от следователя в подарок банки, возможно, с кофе, а возможно, с каким-то другим содержимым. Сотрудники судебного аппарата, утверждал он, были вынуждены составлять протоколы по заседаниям, которые фактически не проводились, при этом секретарям не оплачивали переработки, а получают они примерно по 10 тысяч рублей в месяц.

Он безрезультатно жаловался в различные инстанции, а впоследствии он выложил на YouTube отрывки аудиозаписей, содержащих, по его словам, диалоги с участием Керро (голос на этих записях действительно похож на голос Керро, которая выступила в суде против своего бывшего секретаря в минувшую пятницу).

Конфликт нарастал. В ноябре Керро предложила Эйвазову уволиться. Он не согласился сразу, но в конце месяца ушел на больничный, затем в учебный отпуск, затем снова на больничный и 29 декабря уволился по собственному желанию.

Но одна формальность осталась камнем преткновения. Эйвазов не закончил протокол судебного заседания по делу Тимофея Кунгурова. Хотя закон предполагает, что протокол должен быть изготовлен за три дня, Эйвазов утверждает, что не справился примерно за две недели из-за большого объема (около 60 страниц) и общей своей загруженности.

30 ноября Керро вынесла приговор без готового протокола судебного заседания, но передать дело в таком виде в апелляцию было нельзя; кроме того, защита осужденного ходатайствовала об ознакомлении с протоколом. Поэтому 10 января 2017 года зампредседателя суда Эльвира Вайтекунас в сопровождении полицейских пришла к уволившемуся Эйвазову домой и уговаривала его закончить и подписать протокол. Он отвечал, что уже не является секретарем и не имеет права составлять документы, а подписывать что-либо задним числом не будет.

13 января председатель Октябрьского районного суда Марина Воронова обратилась в петербургский Следственный комитет с заявлением о возбуждении уголовного дела по ч. 3 ст. 294 УК РФ ("вмешательство в деятельность суда с использованием своего служебного положения"). Согласно обвинению, Эйвазов действовал специально, чтобы приговор, вынесенный Керро, отменили, потому что испытывал к ней неприязнь. В феврале дело было возбуждено, а в марте Эйвазова объявили в федеральный розыск. Будучи в розыске, он продолжал рассказывать в соцсетях и журналистам о нарушениях закона, очевидцем которых он стал.

Задержали его 22 августа в Сочи, после чего он был отправлен в СИЗО. К слову, за лето 2017 года прошла апелляция по делу Кунгурова. В материалах дела был протокол, который судья Керро изготовила и подписала сама, и это не помешало утвердить приговор в апелляции.

В январе 2018 года Эйвазова обвинили также по ч. 3 ст. 298.1 УК ("клевета в отношении судьи, соединенная с обвинением в совершении тяжкого преступления) в связи с его публикациями во "Вконтакте". Как отметило гособвинение, Эйвазов распространил заведомо ложные сведения о том, что Керро берет взятки в виде подарков и пристрастна к национальности подсудимых, а ведь ее никогда не признавали виновной в таких преступлениях.

Суд начался 21 июня сразу с нескольких ходатайств защиты. Во-первых, адвокаты Иван Павлов и Евгений Смирнов неоднократно добивались передачи дела в Верховный суд. По их мнению, весь петербургский судейский корпус не сможет быть беспристрастным в этом деле. Председательствующий Геннадий Пилехин, однако, не дал себе отвод.

Второе ходатайство было о том, что содержание подсудимого в клетке унижает его достоинство. К тому же, добавил адвокат Смирнов, от его скамьи до клетки приличное расстояние, полтора-два метра, и они не могут оперативно общаться с клиентом. Он попросил дать Эйвазову возможность сесть рядом с защитниками.
"Обращаюсь к конвою, - отреагировал судья Пилехин. - Можем мы сделать так, как просит защита?"

"Если бы это была железная клетка, мы бы еще подумали, а это барьер оградительный", - философски отметил судебный пристав.
"Решение не в компетенции суда. Мы можем вам предложить передвинуть скамью поближе к клетке".

"Я не животное, чтобы ограждать меня барьером, - возмутился Эйвазов. - Меня обвиняют в двух ненасильственных преступлениях, средней и небольшой тяжести, нет даже формального обоснования держать меня вдали от участников. Если я буду находиться здесь, в отдельном вольере - буду называть это вольером, ваша честь, - это будет унижать мою честь и достоинство".

Через некоторое время адвокаты действительно передвинули свою скамью ближе к клетке.

Ну и наконец, мера пресечения: суд не стал выпускать Эйвазова из-под стражи, решив, что основания для избрания меры пресечения не отпали. Под арестом он находится уже десять месяцев.

После этого прокурор зачитала обвинение. "Обвинение мне непонятно, виновным себя не признаю", - чеканно произнес Эйвазов, предоставив адвокатам возможность выразить отношение к обвинению. Адвокат Павлов отметил в частности, что вмешательство в правосудие может быть осуществлено только извне, а секретарь судебного заседания - участник правосудия; кроме того, "с использованием служебного положения" можно совершить только преступное действие, а не бездействие.

На следующий день допросили нескольких свидетелей, в том числе зампредседателя Октябрьского суда Эльвиру Вайтекунас, приходившую к Эйвазову домой, а также саму потерпевшую Ирину Керро, которая выступала по видеосвязи из Новгорода.

Вайтекунас рассказывала, как ей пришлось вмешаться в производство по делу Кунгурова: она знала, что у Керро и у бывшего секретаря Эйвазова конфликт, и решила сама уговорить его закончить протокол. Поскольку трубку он не брал, она отправилась к нему домой, а полицейских взяла с собой для безопасности.

"Он пытался мне рассказывать про свои жалобы на судью; я говорила, что я не квалификационная коллегия, я пришла выяснять другой вопрос, - говорила Вайтекунас. - Саша сказал, что да, он понимает, что это прецедент, но он не является секретарем и не будет изготавливать протокол... Мы никогда не отзываем секретарей из учебного отпуска, но они сами приходят и изготавливают. Я предлагала ему не подписать кем-то изготовленный протокол, а прийти и самому изготовить".

Эйвазов уточнил, почему она называет его Сашей. Председательствующий отвел вопрос: "Если вам неприятно, мы попросим свидетеля обращаться к вам по-другому". Вайтекунас, в свою очередь, сказала, что привыкла его так называть "по-отечески", попыталась себя дисциплинировать и называть полное имя и фамилию подсудимого, но потом привычка взяла верх.
"Она (Керро) была недовольна работой Александра, делала ему замечания, этими замечаниями Саша был недоволен. Она объясняла, что он не может работать секретарем, он настаивал, что он может". Вайтекунас охарактеризовала взаимоотношения Эйвазова с Керро как неприязненные.

Сама же Керро уверила, что никаких неприязненных отношений к Эйвазову она не испытывала. Она считала его умным, способным, готовым учиться, "но ему мешают эмоции в этом возрасте". По ее словам, она предложила ему даже не уволиться, а лишь задуматься, сможет ли он работать с таким объемом заданий: "Я видела, что Александру тяжело, и полагала, что ему надо разделить учебу и работу. Чтобы он спокойно доучился и потом уже начал свою карьеру".

У Александра, пояснила Керро, после этого предложения началось "резко негативное к ней отношение", "он начал отговариваться, отказывался задерживаться после шести".

Председательствующий Пилехин отвел массу вопросов. Некоторые из них - как предположительные: например, что делать, если секретарь судебного заседания умер, не закончив протокол, является ли это неустранимым препятствием к продолжению процесса? Или вопросы о том, была ли замена секретаря при вынесении приговора Кунгурову, устоял ли приговор в апелляции, - все это, по мнению Пилехина, обстоятельства другого уголовного дела, не имеющие отношения к преследованию Эйвазова.

Что касается самого протокола, то Керро упомянула, что, уходя на больничный, Эйвазов оставил напечатанные листки с речами защитников и записку, что не может доделать протокол речи гособвинителя, потому что у него сел планшет. Но затем она заявила, что листки эти не использовались при составлении протокола. Это, казалось бы, незначительная деталь, но если секретарь сделал часть и не успел остальное, его трудно обвинить в том, что он саботировал работу умышленно.

- Готовы ли вы примириться с Эйвазовым по статье о клевете? - спросил адвокат Смирнов потерпевшую Керро.
- Не готова ответить на этот вопрос.
- Может, вам требуется время?
- Если данное желание возникнет, я обращусь в суд с соответствующим ходатайством.

Процесс продолжится 26-28 июня, а возможно, и далее. В частности, выступить свидетелем должна Марина Воронова, председатель Октябрьского суда, написавшая заявление на Эйвазова.

Этот суд во многом уникален. Не просто как история будней судебного аппарата, не просто как картина иерархии, где статус судьи держится на переработках бесправных секретарей, но и как наглядная реализация сценария по "изменению системы изнутри".