Российский МИД за словом в карман не лезет. Такое впечатление, что там наступил праздник непослушания: долго в цепях нас держали, теперь наконец можно наплевать на весь этот лицемерный дипломатический бонтон: "Вот все у нас, как на параде, салфетку - туда, галстух - сюда, да "извините", да "пожалуйста", "мерси", а так, чтобы по-настоящему, - это нет! Мучаете сами себя, как при царском режиме".

Один из последних перлов такого сорта - заявление министра Лаврова о том, что Россию из "восьмерки", оказывается, никто не исключал - просто остальные семеро не явились на саммит в Сочи.

Москва ведет себя как школьник среди взрослых дядей и теть. В самом деле: где грозная запись в дневнике, вызов родителей в школу, решение педсовета? Нас никто не исключал, это они злостно прогуляли мероприятие.

Министр в своих публичных высказываниях еще как-то держится в рамках этикета. Анонимные заявления МИД РФ написаны куда более разухабисто. О министре обороны Украины Валерии Гелетее ведомство на днях выразилось так: "Степень адекватности главы военного ведомства Украины, опубликовавшего на своей странице в "Фейсбуке" упомянутый пост, - предмет для исследования специалистов не в военной области". Иными словами - Гелетея должны обследовать психиатры.

Удостоился недавно выволочки и министр иностранных дел Франции Лоран Фабиус, не одернувший журналиста, как это любят делать российские руководители: "Вызывает также недоумение проявленная Л. Фабиусом снисходительность к откровенно провокационному вопросу журналиста, поставившего на одну доску Россию и т.н. Исламское Государство как главных нарушителей международного права".

Строгий выговор российский МИД объявил постоянному представителю США в ОБСЕ Дэниелу Баэру: "Вызывает возмущение, что американский дипломат, который уже неоднократно позволял себе одиозные выпады против России, на этот раз перешел все допустимые границы дипломатического приличия. Его голословные претензии не только, как обычно, не были подкреплены конкретными фактами, но и изобиловали откровенными оскорблениями и хамством в адрес нашей страны".

Видимо, Москва считает хамством сравнение "гуманитарных конвоев" с игрой в наперстки: "Коллеги, хотя в наши дни это не так часто можно увидеть, но в 1980-х годах на многих перекрестках в Нью-Йорке можно было найти человека за карточным столом, заманивавшего наивных прохожих для участия в игре. Предметом этой игры был шарик под одним из трех пластиковых стаканчиков, которые жулик быстро передвигал перед вашими глазами, призывая вас следить за шариком. Остановившись, он спрашивал, под каким стаканчиком находится шарик, - и прохожий всегда поддавался на хитрость и угадывал неверно. Кремль играет в жульническую игру - направляет колонну, которая служит "потемкинской деревней", чтобы отвлечь внимание мира от своих вопиющих действий, которые и являются причиной гуманитарных проблем".

В данном случае Госдепу предложено сделать оргвыводы: "Рассчитываем, что в Государственном департаменте США призовут своего постпреда изменить неподобающий дипломату высокого ранга стиль поведения на площадке ОБСЕ, которая должна служить не трибуной для огульных и грубых выпадов, а местом взаимоуважительного и конструктивного разговора по ключевым проблемам европейской безопасности и выработки коллективных решений. Иначе с этим персонажем будет не о чем разговаривать".

В этих текстах заметно смешение стилей. С одной стороны, на Смоленской площади еще, как видно, не перевелись мастера советской риторики со всеми ее "огульно", "одиозно" и "откровенно провокационно". Вот "облыжно" только пока не попадалось - или я пропустил. С другой - уже очень хочется изъясняться без "мерси" и "пардон", как это делает первое лицо. С третьей - авторы заявлений забавно демонстрируют свою "воцерковленность". Они, например, очень полюбили слово «кощунство»: самолет Шойгу не пускают в воздушное пространство Польши - "кощунство", высказывания Гелетея - "кощунственное прикрытие своего желания усидеть в занимаемом кресле любой ценой", указание на участие России в развязывании Второй мировой войны - "вероломное кощунство, стирающее грань между добром и злом".

Прежде заявления, составленные в таком фельетонном стиле, поручалось публиковать ТАСС: все понимали, что "ТАСС уполномочен заявить" то-то и то-то советским правительством, однако само правительство считало неудобным выражаться таким образом. Ну а теперь чего жеманничать. Новый мировой порядок строим.

Из случаев, когда русская дипломатия позволяла себе подобные эксцессы, вспоминается прежде всего грамота Ивана Грозного английской королеве Елизавете от 24 октября 1570 года. Царь предложил королеве военно-политический союз, но Елизавете такой союз был совершенно ни к чему, Московия интересовала Лондон лишь как торговый партнер, поэтому в ответном послании Елизавета уклонилась от предложения. Иван разгневался и в новой грамоте разразился неистовой бранью. "Мы чаяли того, - писал он, - что ты на своем государьстве государыня и сама владееш и своей государьской чести смотриш и своему государству прибытка". Но оказалось, что государством правят другие люди, и не какие-нибудь родовитые бояре, а "мужики торговые". "А ты пребываеш в своем девическом чину как есть пошлая девица". Слово "пошлая" здесь употреблено не в современном значении; царь имел в виду "обыкновенная девица", намекая, по-видимому, и на то, что она засиделась в девках (королеве-девственнице было тогда 37 лет). Весь тон грамоты был крайне оскорбительным. Британские историки утверждают, что ни до того, ни после Елизавета не получала ничего более грубого.

Но Елизавета проявила истинно королевское достоинство. Направляя в Москву своего посла Антона Дженкинсона, она писала царю: "Он правдиво разскажет вашему пресветлейшеству, что никакие купцы не управляют у нас государством и делами, но что мы сами печемся о ведении дел, как приличествует деве и королевне, поставленной преблагим и превысочайшим Богом; и что никакому государю не оказывается более повиновения его подданными, чем нам нашими народами. За каковую милость преблагаго и превысочайшаго Бога, мы приносим Ему смиреннейшия и величайшия благодарения".

В декабре 1852 года дипломатическая Европа была встревожена демаршем Николая I: в послании императору Франции Наполеону III он назвал его "добрым другом". Согласно тогдашнему этикету, монархи обращались друг к другу со словами "мой дорогой брат". Для Николая этот вопрос был принципиальным. Племянник Наполеона I Луи-Наполеон Бонапарт был избран в 1848 году президентом Французской Республики, а в 1851-м совершил государственный переворот и после плебисцита восстановил наследственную монархию. Спустя еще год он был провозглашен императором. Однако Венский конгресс лишил династию Бонапартов права на французский престол. Своим демонстративным обращением Николай фактически указывал на нелегитимность нового монарха. Особенно абсурдным император считал порядковый номер (сын Наполеона I никогда не правил, хотя отец дважды отрекался от престола в его пользу). Встревоженный министр иностранных дел Франции Друэн де Люис пригласил для объяснений русского посла в Париже графа Киселева и тотчас пожалел об этом - посол дал объяснения, граничащие с оскорблением. Австрийский и прусский послы заверяли Николая, что их монархи намерены поступить точно так же, однако те, по выражению Николая, "обманули и дезертировали". В итоге Россия оказалась в полном одиночестве. Русский царь еще не понимал, что это грозное предвестие войны. Таков вес слова в дипломатии!

Что касается большевиков, то они так жаждали признания Западом, что готовы были исполнять дипломатический этикет во всех деталях. Двор короля Георга V отличался в этом отношении особой требовательностью. Американский посол в Лондоне однажды отказался надеть на вечерний прием положенные по этикету панталоны до колен и чулки. Сын короля попытался уговорить его прибыть во дворец в брюках, а потом переодеться, но посол решительно отверг подобный маскарад. Зато когда глава советского диппредставительства (из английского источника неясно, кто именно это был; вероятно, Григорий Сокольников) обратился в Москву с вопросом о панталонах, ему ответили: "Если будет нужно, наденьте и юбку".

Никита Хрущев считается ярким образчиком неполиткорректного моветона, но по меньшей мере одним выражением он обогатил лексикон американской публицистики. Выдающийся политический лексикограф Уильям Сэфайр в своем словаре приводит пример русской идиомы, употребленной Хрущевым: "Когда русский премьер Никита Хрущев услышал в 1955 году о предположении Запада, что со временем верность Советского Союза коммунизму может и зачахнуть, он ответил: "Ждите, покуда креветка научится свистеть". Креветку вместо рака вставил, видимо, переводчик. В таком виде пословицу стали употреблять американские журналисты.

Недавно борзописцы из департамента информации МИДа решили порадовать публику небанальным креативом. Их опус по случаю нового витка санкций содержит сразу два нестандартных для дипломатического языка оборота. Во-первых, сказано, что "в очередной раз пойдя на поводу у Вашингтона по вопросу о дополнительных антироссийских санкциях, Евросоюз выступил в качестве "унтер-офицерской вдовы". Во-вторых, что "Евросоюз окончательно сел "на иглу" Вашингтона и киевских сказок относительно событий, происходящих на Украине".

Я с нетерпением ждал официального перевода на европейские языки. Мне эта задача представлялась столь же трудной и почетной, как поиск эквивалента знаменитой "кузькиной матери". Но мидовские переводчики не оценили подарка и написали просто "наказал сам себя". А "сел на иглу" превратилось в "попался на удочку".

Откуда берется весь этот словесный мусор, эти безымянные щелкоперы в мундирах дипломатов? МИД деградировал, потому что от него теперь ничего не зависит - вся внешняя политика делается в другом месте, послы довольствуются ролью почтовых ящиков, даже экспертизы от ведомства давно никто не ждет и не требует. По сведениям The New Times, Сергей Лавров не входит в ближний круг принимающих решения. Сотрудники МИДа просто маются бездельем. Для них сочинение шапкозакидательских комментариев - один из немногих способов отличиться, обратить на себя внимание. Жалкое занятие.

В "Войне и мире" есть такая сцена: приближенный к Александру I князь Долгоруков рассказывает Андрею Болконскому о недоумении, возникшем при получении послания от Наполеона. Кому адресовать ответ: консулу, императору, генералу Бонапарту? Дипломат Билибин иронически предлагает: "узурпатору и врагу человеческого рода". Для Билибина это остроумная шутка (он же в конце концов находит приемлемое решение - "главе французского правительства"), а для нынешнего МИДа скоро сгодится как дипломатический новояз.