Что в нашем социальном бульоне не меняет вкус и цвет, кипяти, маринуй, копти, в чем будут оставаться схожими премьер, президент, продавщица из продмага, приблатненный Колян из соседней парадной, которого помнишь еще мальчишкой со смешным боксером на поводке?

Пойдем от наблюдений. Вот к Коляну из соседнего подъезда - гости. Две машины с затемненными стеклами, главный уже здоровается с нашим Коляном. Кстати, без всякого мата, тихие, я бы сказал, просветленные голоса: "Привет, брателло". Несколько преувеличенная радость и троекратный поцелуй - можно подумать, что это министр иностранных дел Лавров встречает президента Уго Чавеса после признания Абхазии и Южной Осетии.

Дальше, за углом, магазин "Три ступеньки", и здесь, пережив развал Союза, перестройку, эпоху поднятия с колен, тучные годы и кризис, царствует тетя Клава, которую я тоже помню остервенелой молодухой, всегда умевшей поставить на место нахала, выстроить очередь, показать кто, блин, в лавке хозяин. Не хотите Клаву, считаете, она не могла пережить за кассой все пертурбации последних двадцати лет, пусть будет новая фифа в халате с оторванной верхней пуговицей - Зина. Главное, что каждый может вспомнить, как ему с раздражением кричали: "Приготовьте мелочь с рубля! Все, с меня хватит, с десяток сдачу давать не буду! Чего-чего вы там мямлите или русского языка не понимаете?"

Идея понятна: тетя Клава, пережившая сто эпох, или Зина много раз показывали нам, что они совсем не те, за кого мы их держим. То есть хоть и продавщицы, кассирши, нянечки в гардеробе, водопроводчики с матерым перегаром – они не в нашем услужении, а сами по себе. И у них есть сто двадцать два способа показать: то социальное место, на котором вы меня сейчас застали, ничего обо мне не говорит, это такая вынужденная роль, которую я сейчас исполняю. И ловко перевернуть ситуацию, себя превратив в господина, а потребителя услуг – в заискивающего просителя.

Но неужели нет никого, кто был бы доволен своим социальным положением, не дистанцировался бы от него, не изображал кого-то другого? Неужели нет позиции в социуме, на которой человек без всяких понтов оставался бы самим собой и был в ладах со своей социальной функцией?

Неужто даже сам президент и премьер тоже? Возьмем нашего Путина, который буквально с первых слов - "мы их и в сортире замочим, пусть жену свою щи варить учат, мы ему так отрежем, что не вырастет" – давал понять: вы думаете, что я у вас такой вот слуга народа под нерусским названием "президент"? А вот вам, это я только прикидываюсь, что я такой же, как все остальные президенты. А на самом деле – ничего подобного, я – другой.

Может, все дело в нищем пролетарском детстве, в том, что у будущего премьера-президента книг нормальных дома не было, а папа кричал соседу: ты свою жену щи поучи варить, а не меня полку прилаживать? Увы, нет. Профессорский сынок, президент наш нынешний Медведев кидает понты точно так же.

А чтобы совсем не было сомнений - вот министр иностранных дел Сергей Лавров, по должности хранитель хороших манер. И действительно, пока он в середине роли, то есть на брифинге, все, кажется, на месте. Но вот его поймал за руку министр иностранных дел Великобритании, доказывая, что, мол, ввод войск в Грузию, аннексия чужих территорий и т.д. есть очевидное нарушение международных соглашений. И что говорит министр наш господину Милибэнду: "А кто ты нах, чтобы читать мне мораль? (Это я так вольно перевел знаменитую фразу "Who the fuck are you to lecture me?") Даже если перевод неточен, смысл ясен: в тяжелую минуту министр иностранных дел дистанцируется от своей должности и говорит то, что думает: кто тебе сказал, что я буду всегда вести себя как министр иностранных дел? Это маска, роль, я – другой.

И если в трудную минуту министр иностранных дел стремится быть не министром, а уркой, то я предлагаю вспомнить, как Колян обнимается со своими братками, изображая церемонных дипломатов, то есть делает то же самое. Получается, в российском социальном пространстве не существует ни одной позиции, с которой ее обладатель готов был бы себя идентифицировать.

В любом социальном пространстве помимо общепринятых правил существуют правила неписаные. В случае с русским социальным пространством они могут быть сформулированы так: мы не рабы, рабы не мы. Или: я не раб своей должности, своего положения, своих социальных обязанностей и норм, а господин над тобой, здесь и сейчас.

То есть здесь и сейчас я, конечно, господин, а вот если ситуация изменится, на мои понты будут предъявлены понты более крупные, то мне ничего иного не останется, как признать, что господин – именно ты. То есть сама ситуация, когда весь якобы сложный социум сводится к взаимодействию всего двух ролей - раб и господин, приводит к тому, что любому россиянину на протяжении не то что жизни - дня, порой минуты - можно оказаться сначала господином, а сразу потом рабом. А чтобы избавиться от воспоминания о рабском ошейнике, прием только один – сделать рабами других.

В этом смысле наивный совет давал один из наших классиков, советуя выдавливать из себя раба по капле. Совет, свидетельствующий об утопическом и прекраснодушном взгляде на нашу жизнь. Потому что за ним угадывается ощущение, что автор цитаты уже прошел этот путь или, по меньшей мере, пыхтит на марше. В то время как его ощущение, что он-то уж точно не раб, зиждилось исключительно на той вполне локальной свободе от социума, которая была следствием успеха в выбранной им свободной профессии. То есть живя вдали от шумного города на большие писательские гонорары, можно тешить себя иллюзией, что стал тем самым свободным человеком. Но стоило автору мудрого изречения вернуться на грешную землю русских социальных порядков, как ему пришлось бы выворачивать наизнанку свой костюм свободного человека, превращаясь в раба.

Почти любой социальный конфликт у нас моментально превращается в борьбу понтов – у кого понт круче, тот и побеждает. И это не анархия, это глубокая и принципиальная асоциальность, основанная на целом ряде культурных и религиозных стереотипов, не теряющих своей убедительности и привлекательности с течением времени.

Конечно, дело не в социализме, капитализме, феодализме - официальное устройство может быть в России разным, суть от этого не меняется: архаические роли "господин-раб" укоренены в русской культуре настолько, что социальная сложность современного мира будет вызывать недоверие и отторжение в любой обозримой перспективе.