В журнале "Родина" за сентябрь поместили стенограмму обсуждения новой монографии историка Бориса Миронова "Благосостояние населения и революции в имперской России" (М.: Новый хронограф, 2010). Миронов - отличный пример того, что человеку многое, хотя не все, прощается за содержательность. Какие бы он ни сочинял концепции, его работы содержат неоценимый фактический материал. Это исследователь, обрабатывающий тысячи источников, находящий нетривиальные ходы, отлично владеющий математическим аппаратом. В этой монографии он неожиданно для себя обнаружил, что по антропометрических данным в XVIII веке уровень жизни в России падал, а в XIX веке поднимался. Он настаивает на том, что причины революции - не плохое положение народа, а конспираторы: "Революции произошли отнюдь не стихийно, а были хорошо подготовлены оппозицией".

Кажется, что это пересмотр большевистской историографии. Но пересмотра-то нет. Большевики тоже подчеркивали "руководящую и направляющую роль партии". Они этого не только не стеснялись, они выпячивали себя: без Ленина-де не было бы революций. Только большевики оценивали свое конспираторство положительно, а Миронов (и многие другие) - отрицательно. Возможно, впрочем, что Миронов верует, что большевики лишь марионетки, а ниточки дергали известно кто. "Интеллигенция", как мягко выражается Миронов. Ну, понятно - жиды.

Миронов, правда, опровергает материалистический тезис о том, что причина революции - недовольство людей обнищанием. Однако он вполне остается материалистом, потому что считает, что коли жизнь улучшалась, люди должны были быть довольны, просто их кто-то науськивал. В этом смысле даже большевики были умнее, потому что они говорили об "относительном обнищании" - мол, человеку важно не то, живет ли он лучше, чем вчера, а то, не живет ли он хуже соседей.

История не подтверждает веру в то, что революции устраивают ради жизни посытнее. Не хлебом единым - и не нужно заглядывать в Библию, чтобы это понять, в душу к себе достаточно заглянуть. Миронов тоже ведь горит духом не потому, что хочет зарплату побольше. Ему хочется довести до людей правду. Вот главный импульс человечности. Причина революции не в том, что люди стали жить хуже, абсолютно или относительно, а в том, что вранья стало больше - и абсолютно, и относительно. Та ложь, которая спокойно воспринималась до 1861 года, стала нестерпимой, когда дети и внуки освобожденных крестьян приобщились к нормальной жизни. Миронов сам жаждет правды, но не верит, что другие жаждут правды, он верует в зомбирование:

Хорошо известно, что степень недовольства умелой пропагандой можно дозировать - то разжигать до крайней степени, то понижать. И здесь я указываю на важность фактора, который долгое время оставался в тени - мощные и удачные пиар-кампании со стороны оппозиции. (с. 93)

Это "хорошо известный" самообман и обман. Это карикатурный последыш веры Просвещения в то, что без знаний человек становится игрушкой, марионеткой. Карикатурный - потому что просветители все-таки не верили, что обладание знанием позволяет вертеть невеждами как угодно.

Эта вера зародилась сразу после Французской революции, но не среди просветителей, а среди перепуганных до смерти аристократов - вера в заговоры иллюминатов, вера в то, что как просветители, Руссо и Вольтер, зазомбировали народы (см. недавно вышедшую на русском монографию немецкого историка Йоханнеса фон Биберштайна).

Просветители же были достаточно умны и спокойны, чтобы понимать: знание - сила, но не всесилие. Обладать знаниями означает повелевать всей природой, но только не людьми. Знали они и то, что обладание знанием важно, но знание не заменяет сердца. Человек, лишенный знаний, не лишен тем самым доброты, ума и внутренней свободы. Невежество - явление не столько интеллектуальное, сколько нравственное.

Революции происходят по разным причинам, но общее у них одно - люди хотят быть людьми. Или - не хотят. Хотят оставаться в инкубаторе, в утробе, в гнезде. Это не означает, что нет третьего пути. Есть. Более того, только путь без революций и без отупелости в безопасности и есть путь, а революция или стабильность - это не пути, а лужи, одна кровавая, другая слизистая. Путь к человечности лежит через мир.