Я согласен с главным героем романа-памфлета Синклера Льюиса "У нас это невозможно": будущее принадлежит либералам. И когда через много лет спокойный, немного ироничный либеральный историк будет описывать деятельность Эдуарда Лимонова, он найдет для него почти одни похвальные слова.

То, что Лимонов ненавидит западный либерализм, естественно и понятно. Лимонов настоящий поэт и, подобно Маяковскому или д’Аннунцио, артист жизни. Для него восприятие мира целостно и героично. А нет ничего более антагонистического целостности и героичности миросозерцания, чем современный западный либерализм, специально придуманный для идейной борьбы со средневековым традиционализмом и его бастардом - романтизмом.

То, что Лимонов создал радикальную молодежную (преимущественно студенческую) партию социал-национального характера, - его огромная заслуга перед российской демократией. Этим он абортировал угрозу русского фашизма. В период грандиозной ломки общественного устройства у образованной молодежи возникает огромная потребность в борьбе за радикальное переустройство мира, против политического гнета, социальной и национальной несправедливости. Общий крах и сектантство левого движения сделали невозможным рождение в России слоя молодой левой (в европейском смысле) интеллигенции. Поэтому молодежный протест должен был быть поделен между неонацистским подпольем и фашизоидными прокремлевскими "югендами".

Лимонов создал свой идеологический "полюс" - цивилизованный русский национализм и демократический антилиберализм. И этот полюс притянул десятки тысяч молодых идеалистов, готовых действовать и страдать за правое дело. Более того, именно его партия стала единственным носителем идеологии формирования русской политической нации, пропагандируя русскоцентричный, но внеэтнический характер гражданского общества.

Мечта Лимонова о создании великой самобытной панславянской державы с центром в Сибири - это такая же утопия, как мечта о создании из перепуганных погромами обывателей черты оседлости самобытного еврейского государства от Синая до сирийских степей, со столицей не в мегаполисе на роскошном средиземноморском пляже, а в небольшом древнем городе на Иудейском нагорье.

Если бы Лимонов был евреем и жил на полвека раньше, то стал бы одним из ближайших сподвижников Зеева Жаботинского. Возможно, именно он, блестящий литератор, прирожденный революционер и харизматик, вместо Менахема Бегина подписывал бы вечером 14 мая 1948 года Декларацию независимости Страны Израиля.

Но Лимонов родился не там и не в то время, а наличие лишнего кусочка кожи и у него и у его сторонников сыграло роковую роль в том, что его так и не вынесло на авансцену истории. Но в любом случае Лимонова нельзя судить строже, чем создателей Израиля. Конечно, его сподвижники совершали символические захваты зданий в Риге и в Севастополе, но давайте вспомним, какими варварскими акциями, вроде пускания слезоточивого газа на концертах советских гастролеров, рав Меир Кахане добился привлечения всеобщего внимания к запрету выезда советских евреев.

Более того, именно Лимонов сыграл огромную роль в насаждении идеи ненасилия среди новых генераций молодой интеллигенции. К середине прошлого десятилетия можно было опасаться, что диссидентская традиция принципиального отказа от политического насилия, выстраданная двумя десятилетиями мирной и гласной борьбы с тоталитаризмом, выдохнется, забудется и новые поколения протестующих вернутся к народовольческо-эсеровской традиции вооруженной борьбы с деспотией. Но Лимонов снова ввел в обиход подвиги жертвенности - пойти на акцию, чтобы быть арестованным, избитым, осужденным на долгий срок, убитым... И пусть палачи устыдятся своей работы. Пусть Молох подавится горелым детским мясом.

Если из нынешнего белодекабрьского движения вырастет Пятая русская революция, то будущий честный историк подтвердит - активнее всего ее готовил Эдуард Лимонов, начав атаку на режим семь лет назад, в декабрьские дни героического "захвата" президентской приемной.

Для сравнения. Первую русскую революцию подготовил Георгий Гапон, лидер, как бы сейчас сказали, петербургского регионального отделения казенных профсоюзов. Он создал у забастовавших рабочих иллюзию, что монархическое шествие ("несанкционированное") - лучший способ решить самые больные социальные вопросы. Он же позволил своим коллегам по социал-демократической партии (меньшевиков) так сформулировать тезисы обращения к монарху, что оно стало, с одной стороны, совершенно неприемлемо для царя (требование учредительного собрания, либеральной конституции и радикальной земельной реформы), но с другой стороны, могло бы стать общей платформой для леволиберальной и правосоциалистической оппозиции. Итог известен: ключевое событие XX века - расстрел явно провокационного в глазах властей шествия и затем обрушение монархической харизмы и направление русского протестного движения по либеральному и социалистическому руслу. Но, несмотря на исключительный вклад Гапона, истинным режиссером "освободительного движения 1905–1906 годов" стал лидер Партии народной свободы Павел Милюков, три года формировавший повестку дня.

Вторую (Февральскую) русскую революцию тщательно организовал Александр Гучков, подговоривший к ноябрю 1916 года генералитет, либеральный бизнес и депутатов на устранение Николая II, но в историю она вошла как Революция Керенского. Зато Третью русскую революцию и задумал, и возглавил, и привел к победе Ленин.

Четвертую русскую революцию 1989–1993 годов пятнадцать лет готовил Александр Солженицын, неустанно разоблачавший "честный большевизм" и объединявший внешнюю и "внутреннюю" эмиграцию под антикоммунистическими и правоконсервативными знаменами. Но реально начал ее академик Сахаров, давший идеальный лозунг "Долой 6-ю статью" (о господствующей роли КПСС в государственной и общественной жизни) - необычайно радикальный, ибо он уничтожал саму основу тоталитарной системы, но внешне вполне умеренный ("всего лишь" требование формального политического и идеологического плюрализма) - и предложивший депутатам стать главной властью, вытеснив ЦК.

Пятую русскую революцию создал Лимонов. Он гениально выдумал Стратегию-31, ставшую ее репетицией, соединив идею "Марша несогласных" (как героического вызова властям) со взятым у русских диссидентов парадоксальным лозунгом требовать от тоталитарных властей "соблюдения Конституции", при этом красиво подняв на щит как бы консенсусную идею "защиты свободы митингов и собраний".

Позднее, в дни шумного и скандального "развода" Лимонова с Людмилой Алексеевой, рьяные сторонники Лимонова честно рассказали, что смысл всей затеи был в том, чтобы приучить либеральных оппозиционеров к готовности пострадать и в итоге взять власть на измор постоянным добровольным мученичеством. В результате Стратегия-31 стала постепенно угасать, утратила свой "статусный" сегмент. Но за два с половиной года возникла традиция постоянной героики.

Но у великих и ошибки великие. Марк Солонин обосновал летнюю катастрофу 1941 года нежеланием огромной, перенасыщенной самолетами и танками Красной Армии защищать сталинский режим с его колхозами, энкавэдистами и партноменклатурой. Хитрейший Сталин этого не учел. Точно так же в 1967 году Гамаль Абдель Насер не учел нежелания египетской армии умирать на Синае ради его панарабских амбиций и авантюризма сирийский правителей.

Когда в России впервые за двадцать лет возник настоящий массовый протест и началась реальная консолидация разных сегментов политического спектра, Лимонов не смог сделать то, к чему шел годами, - возглавить объединенную оппозицию. Началось все с небольшой тактической ошибки - кульминационный митинг Стратегии-31 был назначен Лимоновым на Триумфальной на вечер 4 декабря, когда общество еще не осознало шок от масштаба фальсификаций. Поэтому весь политический урожай достался Навальному, организовавшему шествие с Чистых прудов на сутки позже, на первом пике возмущения. В следующие дни тактическая ошибка перешла в стратегическую - первый большой митинг 10 декабря был "уведен" либералами с площади Революции на Болотную: средний класс (бывшее "медведевское большинство" Марины Литвинович) категорически отказался штурмовать Кремль. Отказывался "средний класс" это делать и в другие дни. Романтической революции Лимонова не произошло.

Против Лимонова сработало то, что он харьковчанин. И хотя он родился восточнее цивилизационного "зеркала", разделяющего Запад и Россию, но в душе он европеец, и ему трудно себе представить весь ментальный разрыв между традиционалистскими и вестернизированными слоями российского общества, а также точно понять историческую фазу российского кризиса.

Есть два кризиса в процессе модернизации. "Кризис модернизации" - реакция средневекового или незападного общества на взрывную ломку, на травмы ускоренного развития. Выражением такого кризиса стали тоталитарные революции XX века - коммунистические, фашистские и исламистские. "Кризис вестернизации" - реакция поверхностно модернизированного общества, когда образованные слои выступают против диссонанса между формально существующими "западными" институциями, такими как парламент, партии, суды, пресса, частная (личная) собственность, и деспотической (тоталитарной) сутью социальных отношений. Такими были антикоммунистические революции конца 80-х и прошлогодняя "арабская весна". К выступлениям этого класса необходимо отнести и движение "Белого декабря".

Когда Лимонов начинал свою революционную деятельность, он обращался к жертвам модернизации. Именно их утешала надежда, что скоро либералов настигнут "Сталин, Берия, ГУЛАГ". Их можно было надеяться бросить на штурм Бастилий. Но, организуя 14 декабря 2004 года, в день памяти академика Сахарова, акцию в приемной президентской администрации под "общедемократическими" лозунгами и войдя в 2006 году в коалицию "Другая Россия", лимоновцы оказались среди борцов за завершение вестернизации. Среди тех, кто требует, чтобы суть либеральных институций соответствовала их наименованиям. А между тем носители ценностей либеральной модернизации - средний класс и вестернизированная интеллигенция (в раздражении названные Лимоновым "буржуазной гопотой") - брать Бастилии не хотели.

Схожий разлад с реальностью был с национальной программой. Лимонов был романтическим имперцем, а осенью 2010 года вектор общественных настроений резко сменился: национализм стал означать не расширение державы, а исключение Кавказа, курс на русское национальное государство.

"Классом-гегемоном" Пятой русской революции оказался именно слой "буржуазной гопоты", так же, как и Лимонов, отвергающий традиционный российский деспотизм (самодержавие) и желающий сменить путинскую опричнину на парламентскую демократию. Потенциальные участники антимодернизационной революции, мечтающие о сохранении остатков привычного уютного традиционализма и о "вечной" гарантии этого - патерналистской диктатуре, скопились на Поклонной, где многие излюбленные лимоновские тезисы выкрикивают Кургинян, Проханов и Шевченко.

Вот он, парадокс: ненавистники буржуазности совершенно не желают требовать демократии, честных выборов, разделения властей и прочих западных благоглупостей. Они хотят ежовых рукавиц на горле олигарха, справедливого народного монарха, "пытать и вешать" ненавистных чинуш и ментов. А "буржуазная гопота" хочет чинно ходить по площадям и проспектам с аккуратными плакатами и вежливыми ораторами. Вот в этот зазор и попал революционер Эдуард Вениаминович.