Собственно, в Англию Владислав Юрьевич приезжал по другому делу. Публике, собравшейся в Лондонской школе экономики, он должен был прочитать доклад про "Инновации в России: планы и перспективы". Однако тема, как он догадался заранее, мало интересовала собравшихся. Какие, в самом деле, инновации, когда на трибуне сам Сурков – бывший серый кардинал Путина, демиург широкого профиля, ныне ушедший в тень, хоть и на престижный пост вице-премьера в правительстве Медведева. Такого персонажа интересно раскручивать на политические высказывания, если он, конечно, захочет.

Владислав Юрьевич хотел.

Перестроившись на ходу, он не стал читать лекцию и заявил, что намерен отвечать на вопросы. В ответах, как бы вскользь, упомянуто было и Сколково, название того самого инновационного центра, который Сурков курирует, причем слово прозвучало в драматическом ключе. Размышляя вслух о "свинье", которая "испортила репутацию" замечательному проекту, вице-премьер неожиданно раскритиковал бастрыкинское ведомство. Как можно было понять, труженики СК, набросившись на Илью Пономарева, отпугнули от Сколкова "потенциальных инвесторов", чем сильно навредили делу. Иными словами, Владислав Юрьевич подтвердил свою репутацию либерала во власти, что бы ни означало это словосочетание.

Впрочем, свою репутацию, как бы помягче сказать, государственника он подтвердил тоже. Когда заговорил о святом – о Системе, которая, по его мнению, "пережила выборы 2011 года" и "победила оппозицию". То есть рассказ о славной победе был по-своему правдив, лукавое государствообразующее вранье крылось в деталях. Когда вице-премьер, как бы выписывая себе у начальства индульгенцию за наезд на СК, сообщил, что указанная Система "проявила жесткость – долгожданную жесткость! – в отношении к экстремистам. И наконец те, кто считал возможным бить полицейских, понесли заслуженное наказание!"

Должно быть, в этом и заключается искусство выживания второстепенного политика, пиарщика по природе: уметь мыслить диалектически. Демонстрируя вольнолюбие, гневаться на другого второстепенного чиновника, который, вы не поверите, "громко говорит о нарушениях – до решения суда". И тут же хвалить высшее начальство, учинившее расправу над несогласными, сидящими в СИЗО – при том, что за "поврежденную эмаль" осужден один несчастный Лузянин. Вина же остальных в судах пока не доказана. И цену этим судам и этим уликам граждане знают – и в России, и на Западе.

В рамках этой пропагандистской диалектики он и беседовал с будущими экономистами и их преподавателями. Наполнял, как умел, смыслом свой оксюморон "суверенная демократия": тут выяснялось, что несвободная в политическом плане страна может быть экономически открытой. Возвращаясь к инновациям, зачем-то убеждал слушателей в том, что Вексельберг не вор, потому что у него денег куры не клюют, и тут вдруг приводил в пример себя, тоже успевшего обогатиться в 90-е годы и, следовательно, честного. Опровергал предположение о царящем в России застое при помощи нетривиальной аргументации: мол, то на Западе кризис, который обрушивается на нас, то "свои на Кавказе" создают проблемы, какая уж тут стагнация... "Жаль, что застоя нет, отдохнуть некогда", – размечтался докладчик.

Складывалось впечатление, что он издевается над будущими экономистами, и это впечатление было верным, но только отчасти. Сурков, как можно заметить, выступает редко и только в такие дни, когда ему, человеку с бесконечно завышенной самооценкой, кажется, что пришла пора ознакомить человечество со своими драгоценными мыслями. Так было после Беслана, когда Владислав Юрьевич рассказывал нам про "осажденную крепость" и "гнилые яблоки и лимоны". Восемь лет назад, когда ему захотелось поделиться с журналистами немецкого "Шпигеля" личными соображениями о деле Ходорковского и как бы даже отмыться от этого дела. Два года назад, когда мы узнали Суркова-мистика, который рассказывал простодушному репортеру канала "Грозный-ТВ" о том, что отца и сына Кадыровых, а также Путина россиянам послал Бог. И всякий раз можно было заметить, что серый кардинал выступает от своего имени, как бы завершая некую комбинацию, рожденную в кабинетной тиши.

Выступление в Лондоне из того же ряда, хотя на сей раз он, по-видимому, попутно решал и несколько мелких задач. У входа его встречали молодые люди с плакатами, украшенными цифрой "19", символизировавшей место Суркова в обновленном списке Магнитского, и Владислав Юрьевич с удовольствием предъявлял себя городу и миру. Дескать, смотрите, завидуйте, ни о каком списке речи быть не может. Кроме того, он просто напоминал о себе, полузабытом демиурге нулевых годов. Главная же проблема сводилась к тому, что проект "Сколково" оказался проваленным по всем показателям, включая, как бы сказать, макроэкономические. Деньги, говоря попроще, оттуда разворованы, и цель оратора ныне заключалась в том, чтобы хоть напомнить о проекте, если не удается привлечь серьезных инвесторов.

Во всяком случае, сурово отчитав Бастрыкина, вице-премьер попытался доказать собравшимся, что сохраняет некоторый контроль над своей Кремниевой долиной. Что есть в Белом доме человек, который в какой-то мере способен гарантировать вклады иностранных предпринимателей. Что торжество суверенной демократии в России не вполне распространяется на чудо-городок. Ведь на самом деле он приезжал в Лондон именно для того, чтобы увлечь Запад российскими инновациями, и слегка блефовал, отклоняясь от главной темы, но слушателей не обманул. Публику интересовало совсем другое, и речи Суркова, растасканные ныне на цитаты, свидетельствовали о том, что пиарщик со своим заданием не справился.

Вероятно, он и не мог с ним справиться, при всем желании. Ибо слишком уж диалектично выглядели в изложении Суркова события и факты, связанные с политикой и экономикой. С одной стороны, инновационные грезы, с другой – политические заключенные. С одной стороны, честные миллиардеры, с другой – нравы и обычаи потемкинских деревень. С одной стороны, "бурная, динамичная жизнь", как уверял Сурков слушателей, с другой – репрессивный режим со всеми признаками маразма застойной эпохи. Такие противоречия еще называют кричащими, и увязнувший в них докладчик покидал Лондон, никого ни в чем не убедив.