Тема господ и рабов в последнее время в моде. В журнале для богатеньких буратин в повествовательной манере описывается процедура безболезненного увольнения слуг и правила поведения при вынужденном контакте с лакеями. Председатель Конституционного суда ностальгирует по временам доброго старого крепостничества. При всех, говорит, издержках именно оно было главной скрепой, удерживающей внутреннее единство нации. А в Думе принимается нашумевший закон Ротенберга, согласно которому бедные наши олигархи, невинно репрессированные за рубежом, смогут в порядке компенсации опустошать федеральную казну.

Все это не удивляет.

Ну да, рабов наплодилось множество, и не всякий помещик уже научился грамотно с ними управляться, надо помочь, в чем и состоит истинное призвание современного журналиста. В судах известно что творится, и кому как не Зорькину в эти исторические дни воспеть Салтычиху с ее железной скрепой и законом тайги для подневольного стада. Наконец, в эпоху санкций нет более эффективного средства борьбы с кризисом, нежели изъятие денег у малоимущих в пользу ограбленных друзей Путина. Не уходить же из Крыма и Донбасса, в самом деле.

Обыкновенные, в общем, истории. Пропитанные духом времени, наподобие розог, смоченных в соленой воде. Реализьм, как говорили в прежние времена.

На этом фоне особняком, а то и целым замком высится другой сюжет. Статья, опубликованная во вчерашней Financial Times и основанная на монологах Сергея Пугачева - бывшего "православного банкира" и "друга Путина", как принято было его величать еще сравнительно недавно. Статья сенсационная - по той хотя бы причине, что заставляет совершенно по-новому оценить ситуацию, сложившуюся в России. В том, что касается власти и слуг государевых, господ и рабов и прочих ужасов крепостничества.

Оказывается, рабы - это совсем не те люди, про которых вы думали, распекая прислугу или глядясь в зеркало. Подневольный народ - это практически все бизнесмены, включая самых успешных или даже начиная с них, читателей "Татлера". Ибо в стране, находящейся "в состоянии войны", границы между государством и частными активами быстро стираются, экономика развивается по законам феодализма и никто из предпринимателей не застрахован от бед.

"Сегодня в России нет частной собственности, - сообщает англоязычным читателям экс-сенатор от Тувы. - Есть только крепостные, принадлежащие Путину". Среди них и Владимир Евтушенков, в действиях которого, по мнению Пугачева, не следует искать каких-то ошибок. "Просто система начала пожирать сама себя", - разъясняет положение дел православный изгнанник, и это звучит очень громко.

Мы ведь помним другого Пугачева. Всемогущего главу Межпромбанка. Мужчину с лицом суровым и бородой окладистой, как и положено другу чекистов и иерархов, задушевному приятелю лубянско-сретенского архимандрита о. Тихона (Шевкунова), духовника Путина, у которого исповедовался и сам банкир. Тот мрачный, немногословный, национально ориентированный олигарх был живым воплощением грядущей "русской весны" и мог бы сегодня благословлять Новороссию, щедро орошая ее бескрайние поля банкнотами с изображением американских президентов. Однако не благословляет и не орошает, банкноты бережет. Бунтует, обличает и разит.

Прямо даже не верится, что речи, достойные Бориса Абрамовича и Михаила Борисовича, произносит Сергей Викторович.

Однако, ломая стереотипы, глаза на путинскую Россию раскрывает англичанам и всем нам сегодня именно он, Пугачев. И тут важно понять, что с ним такое случилось. Почему он вдруг нарушил обет молчания и стал несогласным.

Сводит счеты с Путиным? Конечно, это первое, что приходит на ум. Банкиры - они народ довольно злопамятный, и если друг Владимир Владимирович не пришел на помощь, когда имущество Пугачева, следуя запросу из Москвы, арестовывали по всему миру и самого бизнесмена объявляли в международный розыск, то он мог ожесточиться против Путина в сердце своем. Все-таки речь идет о святом, о миллиардах и о недвижимости, и вот Пугачев, выждав время, наносит ответный удар.

Хотя можно понять и Путина, если верна информация о том, что бывший сенатор лично причастен к банкротству своего банка и не желает отдавать долги кредиторам. Вероятно, в Кремле имеются некие весы, на которых гарант взвешивает личную преданность обвиняемого и количество украденного. Пугачева там взвесили и признали легким.

Имеется и другая версия, непосредственно связанная с первой. Возвращаться домой, то есть в тюрьму, Сергей Викторович не хочет, и нам не обязательно красть миллиарды и бежать с ними в Европу, чтобы чисто по-человечески его понять. Однако полисмены из Интерпола - люди на свой лад простые, могут сдуру и арестовать, начиная процесс экстрадиции, а это Пугачеву совсем не нужно. Поэтому он, такой с виду немногословный, вдруг соглашается встретиться с журналистами Financial Times, чтобы порассказать им всю правду о путинском преступном режиме.

Во времена холодной войны такие откровения под хорошим напором льют воду на мельницу врага, а на него, на врага, у беглеца теперь вся надежда. Перед лицом Высокого лондонского суда он предстает ныне в терновом венце бесстрашного диссидента, и надо быть иностранным агентом Москвы в британской столице, чтобы выдать его на расправу кремлевским чекистам. И если кому-нибудь из россиян захочется теперь назвать Пугачева национал-предателем, то это прозвучит как парадокс. Кто ж тогда не предатель, товарищи, если сам Сергей Викторович возвышает свой голос против крепостного права?..

Впрочем, с этими двумя версиями логично соединяется еще одна, тоже вполне убедительная. Складывается впечатление, что разящие путинскую Россию слова бунтовщик Пугачев произносит не только от своего имени. А говорит он от имени и по поручению других очень серьезных людей, с которым не утратил связи, укрывшись за кордоном. В том числе и чиновников, и чекистов, и военных, и полицейских, и обыкновенных миллионеров и миллиардеров, которые еще не успели сбежать. От имени всех, кому в эти месяцы закрывают выезд и велят отказаться от непосильными трудами нажитых заграничных средств.

Не он один думает, что блистательная победа в Крыму и вся эта новоросская эпопея оплачивается слишком дорогой ценой. И для них, лучших людей России, которым щедрая казна обещает оплатить все потери, и для страны в целом. На примере Пугачева мы обнаруживаем, что идеи чучхе не слишком распространены даже в среде самых идейно близких президенту олигархов, банкиров и гэбэшников. В тех кругах, где лица еще вчера озарялись духовностью неизреченной силы, люди тоже с тоской осознают, куда ведет их любимый руководитель.

Просто Пугачев уже за бугром и терять ему нечего, кроме замков и золотых цепей, а они сидят дома и предпочитают помалкивать. Если же открывают рот, чтобы из глубины восславить свою счастливую жизнь, то помимо воли у них вырывается такое, что лучше бы запечатать уста. За них за всех, скрепившихся из последних сил, вчера и высказался бывший, как говорят, наперсник Путина.

Крепостное право - тренд сезона, но до чего же, оказывается, сложна, глубока и увлекательна эта тема! Почитаешь модный журнал, послушаешь Зорькина, вникнешь в текст свежего законопроекта - возрадуешься душой за богатых и сильных. Раскроешь газету - и слезой невольной умоешься, сочувствуя им, законодателям мод и биллей, принятых в первом чтении. Такая уж это тема, печальная и обнадеживающая одновременно. Перед несчастьем, помните, тоже было: и сова кричала, и самовар гудел бесперечь?.. Перед волей.