статья Прошедшие и настоящее

Илья Мильштейн, 29.02.2016
Илья Мильштейн. Courtesy photo

Илья Мильштейн. Courtesy photo

После смерти, как мы узнали от Сергея Довлатова, начинается история, но тут особый случай. Смерть - вот она, перед глазами, и мост в центре столицы, где убили человека, носит его имя, сколько бы ни упиралось начальство, и марш, посвященный погибшему, прошел в Москве, Питере, Нижнем Новгороде и других городах. Год миновал, как не стало Бориса Немцова, а история все никак не начнется.

История топчется на месте.

Год назад так называемые депутаты отказались почтить его память - и год спустя не шевелятся, врастая в кресла, встать не могут. Год назад по горячим следам поймали граждан, похожих на убийц, - и год спустя дело не сдвинулось с этой мертвой точки. Год назад сидел в Чечне Кадыров - и год спустя сидит, переизбирается в своем неповторимом стиле, как бы готовясь к отставке. Год назад мучили Украину - и теперь мучаем, разве что с меньшим ожесточением, поскольку много сил уходит на Сирию. Силы не беспредельны.

Да, и Борис Немцов по-прежнему собирает десятки тысяч своих сторонников - не меньше и не больше. Смерть его одновременно потрясла большую страну и не стала заметным событием для миллионов соотечественников. Все глохнет, как в вате, в остановившемся времени.

Общество не расколото и не монолитно. Общества просто нет. Есть отупелое большинство, которое когда-то назвали агрессивно-послушным, и ему тоже не позавидуешь. Ибо тоскливое предчувствие беды, умножая агрессию, умеряет радость единения и подчинения любимой власти. Спросят - ответим, что за Путина, и это будет правдой, но отчего бы вам не пойти лесом, социологам? Конечно, самые оголтелые готовы и избивать, и убивать, но преимущественно за бабки и другие социальные бонусы. Что же касается меньшинства, то и в нем преобладают люди, которые ни на какую площадь не пойдут и о России без того, без которого нет России, думают с беспокойством. С чувством заторможенного омерзения воспринимая происходящее сегодня.

Вообще страх, злость и отупение вроде несовместимы - ведь любая сильная эмоция сопровождается лихорадкой мыслей. Однако уникальность эпохи в том и состоит, что люди в массе своей боятся даже всерьез задуматься о том, что творится за окнами. Это касается и элит, беснующихся в телевизоре, и простых, что называется, россиян, застигнутых врасплох где-нибудь на улице любопытствующим корреспондентом.

Вопросы, как правило, вызывают раздражение. Ответы, как правило, политкорректны на российский лад. То есть не придерешься.

Знаменитый опрос Левада-центра показал, что половина респондентов подозревает своих земляков в неискренности и трусости. Правда, применительно к себе только треть граждан созналась, что опасается "выражать свое мнение по поводу текущих дел в стране". А если бы переспросить: вот сейчас, товарищи, вы отвечаете искренне?.. В целом же, как показывает данный социологический эксперимент, мыслить и существовать опрошенные начинают лишь под воздействием весьма хитроумных приемов, да и то неохотно. Подозревая соседа в тайном национал-предательстве, но стараясь при этом не расколоться.

Протест загнан в подкорку. Несогласие выражено робко, и большинство несогласно с собой, испытывающим это чувство. Грядущее пугает, суля репрессии за неправильные ответы на провокационные вопросы. Провокацией представляется всякий вопрос, заставляющий задуматься о судьбе государства и о своей личной судьбе применительно к этому государству. Применительно к эпохе, словно наставившей на людей пистолет с глушителем.

Борис Немцов тем и отличался от подавляющего большинства отмороженных патриотов и задавленных демократов, что не боялся будущего. Олицетворял это будущее, почти в одиночку. Пытался запустить механизм российской истории. Веселый, отважный, упрямый, счастливый, легкий, он был самым живым из нас, и то, что убили самого живого и веселого, усиливает боль до степени почти невыносимой. У тех, кто еще способен испытывать сильные чувства.

Пожалуй, лишь боли и прибавилось за год у граждан, еще интересующихся политикой и выходящих на марши. Боли, помноженной на ненависть и бессилие в борьбе с беспримесным злом.

Год прошел, и в этой Думе только двое поднялись со своих мест, отдавая дань памяти погибшему Немцову, что по нынешним временам можно приравнять к гражданскому подвигу. Год прошел, а заказчик и организаторы убийства до сих пор разгуливают на свободе. Год прошел, а Кадыров все еще возглавляет Чечню и то ли остается на хозяйстве, то ли метит куда повыше. Год прошел, и в Крыму все те же, и в Донбассе все то же, и война в Сирии открывает такие перспективы, что дух захватывает. Год прошел, и не изменилось буквально ничего. Сплошные повторы. Каждодневное дежавю.

Но все-таки десятки тысяч в одной Москве прошли по центру, и многие из них потом возложили цветы, свечи, портреты, плакаты на Немцовом мосту. Это капля в море озлобленных, замороченных, закошмаренных, равнодушных. Это немало для страны, провалившейся в болото, выпавшей из истории. Это нормально, если смотреть на Россию глазами Бориса Немцова, который трезво оценивал безнадежное настоящее и с надеждой вглядывался в будущее, которое всегда и всюду непредсказуемо. Особенно в России. Он не знал, что в этом будущем ему нет места, но после смерти тем не менее начинается история, рано или поздно. Награждая бессмертием тех, кто воплощал в себе жизнь и расплачивался жизнью.

"Немцов мост" 27 февраля 2016 года
Илья Мильштейн, 29.02.2016


новость Новости по теме