Стенограмму закрытой части встречи Владимира Путина с членами его СПЧ едва ли планировалось печатать на президентском сайте. Во всяком случае, после публикации части первой никто не обещал, что будет продолжение, - соответствующая ремарка отсутствовала. Тем не менее вчера, с опозданием дней на шесть, расшифровка появилась, и это интересно само по себе: почему так вышло?

Вероятно, принятому решению предшествовали довольно долгие споры в администрации Кремля. С одной стороны, порядок есть порядок, и если трансляция была прервана в заранее определенный момент, то и незачем обнародовать, что там говорилось дальше. С другой стороны, отдельные участники мероприятия охотно делились с нами краткими, но яркими рассказами о выступлениях ораторов за кадром и о том, как им оппонировал президент. А главное, больно уж хорош был Владимир Владимирович, с точки зрения его подчиненных, в этой дискуссии. Больно уж красноречив. Больно уж убедителен. Больно уж великолепен. Жалко было утаивать от граждан то, что он сказал в ходе закрытой встречи.

К примеру, о деле "Сети", про которое Путин, отвечая под телекамеры Николаю Сванидзе, буквально ничего не знал, поскольку ему "не докладывали". Но вдруг узнал и, заглянув в бумажку, стал прямо сыпать фактами и цифрами из следственных протоколов, неопровержимо доказывая собравшимся, что они защищают явных террористов. Выступая на открытом заседании и возражая тем, кто протестовал против ареста Льва Пономарева, он поражал воображение присутствующих страшными картинами из жизни восставшего Парижа. Мол, освободите 77-летнего диссидента - и заполыхает Москва. А на закрытом заседании развил тему, задавшись риторическим вопросом: дескать, "нам что с вами, мало терактов где‑то там?". И хотя Сванидзе вновь указал гаранту, что пацифист Пономарев не снабжал оружием запытанных "террористов", Путин остался неколебим: негоже, понимаете ли, пацифисту вступаться за "вот этих людей и призывать к несанкционированным митингам".

Другой был удачный момент, когда Екатерина Винокурова, касаясь судьбы Пономарева и многих других судеб, заговорила о том, что "очень часто наше следствие и наше правосудие имеют совершенно садистский оттенок". Владимир Владимирович весьма достойно ответил ей в том духе, что садисты в мундирах и мантиях - это, конечно, "аллегория, это художественное преувеличение". И хотя он здесь слегка попутал иносказание с гиперболой, суть он ухватил верно. Ибо "и суды, и правоохранительные органы - это наши граждане... это часть нашего общества", и не надо их эдак огульно обзывать живодерами, зверьем, изуверами, извергами и какие есть еще синонимы к слову "садист". А то ведь у нас "в систему в известной степени включены Конституционный суд и Верховный суд - это что, там одни садисты, что ли, работают?" – снова увлекся риторикой национальный лидер, и это был довод неотразимый. Никто и не стал возражать.

Впрочем, как человек объективный, он признал, что и среди силовиков и судей попадаются люди нехорошие, ну так в семье не без уродов. А уродов у нас наказывают, "и если вы посмотрите процент осужденных из числа правоохранителей, то он, кстати, за последнее время вырос, и значительно", утешил Екатерину президент. Одновременно как бы внушая, что ни к судьям Гордееву и Селиверстовой, покаравшим Пономарева, ни к тем чекистам, которые пытали фигурантов дел "Нового величия" и "Сети", все сказанное не имеет ни малейшего отношения. Они же не сидят - значит, не садисты.

Вообще в закрытой части дебатов Путина со своими несогласными было много такого, необычайно интересного, но отдельно стоит отметить его речь об амнистии. Режиссер Александр Сокуров, ранее тщетно объяснявший президенту, что милосердие выше справедливости, вновь призвал его к гуманизму и опять не преуспел. Александр Николаевич предлагал Владимиру Владимировичу, помиловав к праздникам некоторое количество осужденных, смягчить нравы и снизить напряженность в обществе, но у того и на сей раз нашелся контраргумент бронебойный, причем исторического свойства. "Самую эффективную амнистию провели большевики в 1917 году, - вспомнил Путин. - Пришли, просто открыли двери и выпустили всех уголовников... Жизнь общества от этого не улучшилась... и люди, простые граждане, только страдали от этого".

Трудно сказать, что он имел в виду, наш великий историк. Скорее всего, майскую амнистию 17-го года, объявленную Керенским. Что же касается большевиков, то они вплоть до марта 1953-го, когда Лаврентий Берия предложил выпустить из лагерей более миллиона зэков, амнистиями народ особо не радовали. Но это неважно. Важно, что лучший друг наших правозащитников остался верен себе и просьбу хоть кого-нибудь освободить к Новому году и Рождеству не то чтобы отклонил, но не одобрил. Важно констатировать, что он, будучи политиком удивительно цельным и последовательным, совсем не меняется и на закрытом собрании ведет себя так же, как и при свете телевизионных софитов.

Вчера приоткрылась прозрачная завеса, и ежели кто сомневался в искренности вождя, то отныне с сомнениями покончено. Правда, вряд ли кто-нибудь сомневался, но вдруг. От их имени следует сказать большое человеческое спасибо клеркам из администрации президента, поделившимся с нами секретной стенограммой. Пусть с опозданием, но шесть дней на фоне вечности, которую мы проживаем с Владимиром Владимировичем, - пустяк.