Ходорковский свободен, да неужели. Марию и Надежду выпустили, ура. Савченко вернулась домой, какое счастье. Иван Голунов оказался ни в чем не виновен, мы победили! Расходимся.

Такая перемена настроений в обществе случается всякий раз, как российское узилище покидает кто-нибудь из тех, за кого люди вписывались, выходя на площадь, публикуя открытые письма, печатая статьи. Протест выдыхается, поскольку цель достигнута и чего еще требовать от властей, если вчерашний узник освободился из тюрьмы? А иногда и выдыхаться нечему, как в случае с Ходорковским, которому уже готовили третий процесс с перспективой пожизненного заключения, и казалось, что эту машину невозможно остановить, и надеяться вроде не на что - но вдруг Путину накануне Олимпиады захотелось творить добро, и мы просто руками развели в изумлении, узнав о помиловке. О том, что МБХ с Платоном Лебедевым безвинно отсидели свои два срока, что Алексаняна фактически убили тюрьмой, а Пичугина продолжают убивать, в тот момент почти не думалось.

Между тем это всегда очень важный момент в противостоянии государства и социума: день и час, когда тов. Левиафан, под общественным давлением или в силу иных, таинственных обстоятельств, внезапно разжимает челюсти, откашливаясь живым человеком. Это момент, которым надо бы воспользоваться, чтобы чудищу впредь неповадно было заниматься людоедством. Выбить ему зубы, что ли, или, сохраняя приверженность гуманистическим ценностям, репрессировать как-то иначе. По крайней мере не успокаиваться, довольствуясь малым и радуясь, что вот еще одного невиновного вытащили из пасти чудовища. Либо ему почему-то расхотелось жрать.

Собственно, это только так говорится - Левиафан, подразумевая известный фильм Андрея Звягинцева, в котором человек оказывается абсолютно беззащитен перед государственной машиной подавления и уничтожения. А в жизни, как и в кино, речь идет о конкретных товарищах - в мундирах, судейских мантиях, церковных одеяниях и корректных костюмах. Начиная с самого главного, который карает и милует, беспредельничает и вспоминает о законах, лжет и лжет. У тех, кто грабит и запугивает, избивает и сажает, есть имена, звания и должности, и далеко не все они, подобно росгвардейцам, укрыты шлемами от глаз людских.

Какой-нибудь судья Данилкин, приговоривший граждан, которые "украли всю нефть". Судья Сырова, присудившая двушечку "кощунницам" из Pussy Riot. Судья Криворучко, ранее поучаствовавший в убийстве Сергея Магнитского, теперь посадивший на три с половиной года Павла Устинова, и не его вина, председательствовавшего в Тверском районном суде, что осужденный был выпущен из СИЗО. А за ними и над ними - провокаторы, лжесвидетели, следователи, прокуроры, кураторы в администрации Кремля, большие начальники.

Какой-нибудь Сечин, который организовывал и вел бесконечное дело ЮКОСа. Какой-нибудь Бортников, какой-нибудь Золотов, какой-нибудь Колокольцев, какой-нибудь Чайка, какой-нибудь Путин. Логично было бы, добившись или дождавшись освобождения очередного невиновного, не забывать о виновниках преступлений, из-за которых мучились в тюрьмах и лагерях жертвы государственных беззаконий. И ежели несогласные с этими беззакониями устраивали свои акции гражданского неповиновения, а также выходили на разрешенные начальством митинги в защиту задержанных и приговоренных, то отчего бы снова не помитинговать. Требуя наказания для перечисленных выше, сверху донизу - от провокаторов до Левиафана Владимировича.

Психологически легко объяснить, почему этого не происходит. Во-первых, мешает элементарный страх, ибо одно дело заступаться за политзека, указывая на лживость и нелепость обвинения, и совсем другое дело - настырно выходить на улицу с плакатами, призывая к посадкам следователей, прокуроров, кураторов в администрации Кремля, а то и Сечина, Бортникова, Золотова, Колокольцева, Чайки, Путина. Во-вторых, как нам быть с грудною клеткой и с тем, что всякой косности косней? Иными словами, куда девать гуманистические убеждения? Хорошо ли это будет, если политически активные россияне, прогуливаясь по столичным улицам или пикетируя здание АП РФ, начнут домогаться репрессий для Левиафана и его подручных? А ведь у них дети и родители, бабушки и внуки - у некоторых как минимум. Нет, массовая травля и облава на Данилкина с Криворучко - это нам не подходит. Эдак мы ничем не будем отличаться от них.

Чего больше в таких рассуждениях, опасений или человеколюбия, сказать трудно, но ясно, что игра на добивание - это не наш конек. Мы, знаете, Ваню освободили, и давайте завтра никуда протестовать не пойдем, наше предложение: завтра немного выпить, а в ближайшие дни добиться согласования акции в центре Москвы. Вот и получается, что Голунов, слава богу, на воле, но ничего не слышно о том, чтобы кому-нибудь из полицейских, которые задерживали журналиста и били, подбрасывали ему наркотики и выставляли на всеобщее обозрение его нарколабораторию, требовался адвокат. И тот предположительный Цыплаков, полисмен, ударивший кулаком в печень задержанную девушку Дарью, не найден до сих пор. Зато наказан по административке дизайнер Коновалов, которому полицейскими сломали ногу, - и правильно, как официально установлено, сделали. И лжесвидетель росгвардеец Лягин, который вывихнул плечо, избивая Устинова при задержании, никак не наказан. И те несомненные провокаторы, Рустам Кашапов и Родион Зелинский, главные по сути обвиняемые в изготовлении сфальсифицированного дела "Нового величия", тоже не значатся в списках, которые протестующие могли бы предъявить начальству, настаивая на их аресте. Вообще имя им легион, названным по имени явным уголовникам, но все - на свободе. Нет, мы не кровожадны.

Впрочем, некоторое упорство в защите политзаключенных, которое наблюдается в эти дни, свидетельствует о том, что общество все же меняется. Общество заметно ожесточилось против кремлевского Змея Горыныча, если сравнивать выступления в поддержку узников Болотного дела и нынешнего Московского, и это обнадеживающий знак. Граждане по-прежнему досаждают начальству, убеждая его в необходимости отпустить всех до единого политзеков, и непохоже на то, что завтра они испугаются и смирятся. Тенденция обозначается прямо противоположная, особенно в разных актерских флешмобах и открытых письмах, которые не боятся подписывать ни учителя, ни юристы, ни философы, ни даже священники, и хотя силы пока неравны, сопротивление усиливается. Чувство ненависти к явным негодяям вытесняет чувства добрые, замешанные на страхе и лукавстве, и борьба с властью по всем направлениям, от честных выборов до экологии, понемногу обретает черты всенародной.