Ответ на вопрос о том, насколько общественное давление в России способно влиять на судебные приговоры по политическим делам и атмосферу в стране, очень важен. Однако сама формулировка этого вопроса не вполне корректна. Если бы путинский режим не вызывал отторжения у тысяч и тысяч несогласных, то и некому было бы вступаться за арестованных и приговоренных, и речи совсем уж малочисленных отщепенцев звучали бы в пустоте.

Иными словами, протесты - это данность, и люди, выходящие на массовые митинги и стоящие в одиночных пикетах, поступают так не потому, что верят, будто начальство всерьез прислушается к их призывам. А потому, что сил нет больше терпеть. Отчаянья в этих акциях куда больше, чем надежд на перемену участи - в отношении отдельных узников и целой страны. Следует также отметить, что протестующие в массе своей не хотят, чтобы было как в Париже. На улице, чай, не Франция.

Что же касается дальновидных расчетов, то говорить о них уместнее, имея в виду как раз власть имущих. Кириенко против Бастрыкина, Володин против Кириенко, Бортников против Золотова, Патрушев против Колокольцева, а еще есть Медведев, Собянин, Чайка, Шойгу, и все они за Путина - о сложнейших перипетиях в поединках жаб и гадюк применительно к выступлениям сторонников демократии мы можем лишь гадать. Отмечая иногда, с некоторым удивлением, что военно-промышленный комплекс в лице бывшего дрезденского сослуживца Владимира Владимировича глухо бурчит и выражает осторожную солидарность с "очень раздраженными" соотечественниками. Или по итогам прошедшей "черной пятницы", которая оказалась не такой уж черной для четырех фигурантов "московского дела", склоняемся к мысли, что руководство сегодня не слишком жаждет крови, то есть посадок. Опять-таки безуспешно гадая о том, какую выгоду оно предполагает для себя извлечь, когда велит судейскому корпусу приговаривать невиновных к условным срокам и штрафам.

Оттого по сравнению с российскими белорусские демонстрации в защиту независимости представляются как минимум более предсказуемыми. У несогласных в Минске имеется четко поставленная цель: не допустить "углубленной интеграции" с Кремлем, воссоединения с Россией в форме поглощения. С ними и жаба и гадюка в одном лице, и не какой-то там мятущийся Чемезов или тайно сочувствующий им либерал в правительстве, а непосредственно президент Белоруссии Александр Лукашенко. Массовых волнений не наблюдается, и можно предположить, что большинство местных жителей стерпят и Путина, если уж четверть века подряд они почти безропотно голосуют за батьку, но активная часть граждан выбирает свободу под водительством автократа. Правда, самые вольнолюбивые выступают под классическими лозунгами типа "Пора менять лысую резину", однако даже к ним вспыльчивый обычно предпоследний европейский диктатор пока относительно толерантен, поддерживая свой маленький Париж. А все дело в том, что интересы их в настоящий момент совпадают. Граждане хотят жить в суверенном государстве. И Лукашенко желает править в Беларуси без Путина.

В общем, складывается впечатление, что западным соседям в эти дни сражаться за свободу легче, чем россиянам. Отчасти так оно и есть, ибо далеко не всякое протестное движение возглавляет национальный лидер, время от времени подбадривающий земляков агрессивно-непреклонными речовками вроде "братьев не выбирают", "Россия попросту обнаглела" и "запомните, я не пацан". Аншлюс означает для Александра Григорьевича личную трагедию, потому как смысл жизни для него сводится к власти, абсолютной и безраздельной. И ради ее удержания он готов задавить кого угодно, хоть белорусскую оппозицию в полном составе, хоть брата, которого не выбирал. Правда, для подавления смутьянов в своей стране у Лукашенко есть КГБ, полиция, армия и эскадроны смерти, а с партнером по Союзному государству ему приходится вести изнурительные братоубийственные беседы по пять с половиной часов подряд и дольше. Иногда сопровождая эти, как бы поточнее выразиться, переговоры яркими заочными дискуссиями в стилистике обоюдоострых кухонных скандалов. До сих пор он всегда в них побеждал, на переговорах и в дискуссиях.

Тем не менее с окончательной ясностью нельзя сказать, кому из них легче: оппозиционерам в России или в Белоруссии. Нерасчетливым протестующим в Москве, у которых за спиной разверзается бездна, или несогласным в Минске, где президент не меньше фрондеров боится стать жертвой принудительной интеграции. Сопоставляя эти митинги, следует ведь еще помнить и о том, что таинственные российские сюжеты развиваются по непонятной траектории, подчиняясь лишь цикличному ходу нашей истории, тогда как в соседней стране жизнь устроена проще и безысходней.

Там все держится на Лукашенко, и если эту проблему в рамках другой задачки, связанной с переизбранием на пятый срок, Путину удастся решить, то лояльный Кремлю внезапный преемник батьки не остановится перед тем, чтобы раздавить оппозицию. Пользуясь его методикой, его армией, полицией, КГБ, при огневой поддержке какой-нибудь братской ЧВК. А потом - подпишет Союз и айда в стремена... В этом смысле российским демократически настроенным гражданам как-то проще бороться и одолевать врага, поскольку на их осажденную крепость никто не собирается нападать и присоединять к себе, избывая давние геополитические катастрофы, тоже никто не намерен.

Короче, всем тяжело: протестующим на столичных улицах двух авторитарных государств и сидящим по лагерям и тюрьмам в этих странах пока остается только мечтать о свободе. О тех временах мечтать, когда независимая Россия без Путина вернется в Европу рука об руку с независимой Беларусью без Лукашенко.