4 ноября патриарх Кирилл сделал яркое заявление, которое, думаю, ему еще долго будет аукаться.

Вот цитата по Интерфаксу:

"Не было бы сегодня современной России, если бы не было подвига предшествующих поколений, которые в 20-30-е годы не просто пахали землю, хотя и это было важно, создавали промышленность, науку, оборонную мощь страны", - сказал патриарх Кирилл в среду в московском "Манеже" на открытии XIV выставки-форума "Православная Русь. Моя история. XX век. 1914-1945. От великих потрясений к Великой Победе".
По его словам, успехи того или иного государственного руководителя, который стоял у истоков такого рода возрождения, модернизации страны, "нельзя подвергать сомнению, даже если этот руководитель отмечен злодействами". "Там, где проявлялись воля, сила, интеллект, политическая решимость, мы говорим: да, несомненные успехи, как в случае с победой в Великой Отечественной войне, а там, где были кровь, несправедливость и страдания, мы говорим, что это неприемлемо для нас, людей XXI века", - заявил предстоятель.

Такая позиция не могла не вызвать шквал критики. Неприемлемость подобного рода сентенций в ХХI веке отразилась в саркастической реплике одного блогера:

"Не было бы сегодня современной Германии, если бы не было подвига предшествующих поколений, которые в 20-30-е годы не просто пахали землю, хотя и это было важно, создавали промышленность, науку, оборонную мощь страны", - сказал архиепископ Кельна Райнер Мария Вёльки в среду в выставочном центре Koelnmesse на открытии XIV выставки-форума "Католическая Германия. Моя история. XX век. 1914-1945. От великих потрясений к современности".
По его словам, успехи того или иного государственного руководителя, который стоял у истоков такого рода возрождения, модернизации страны, "нельзя подвергать сомнению, даже если этот руководитель отмечен злодействами". "Там, где проявлялись воля, сила, интеллект, политическая решимость, мы говорим: да, несомненные успехи, как в случае с присоединением Судетской области, а там, где были кровь, несправедливость и страдания, мы говорим, что это неприемлемо для нас, людей XXI века", - заявил архиепископ.

Морализаторская ирония тут естественна, но уместен и анализ. Если взглянуть на сообщение о патриаршем выступлении на сайте Московской патриархии, обнаруживается, что упомянутая выставка имеет своеобразную концепцию. Она охватывает период с 1896 по 1945 год. "Православная Русь", по мысли организаторов, простирается от начала царствования Николая II ("Россия до начала Первой мировой войны") до "Победы". Помимо описания Первой мировой войны, революции, Гражданской войны, Великой Отечественной (не путать с "Победой"), здесь есть два зала, посвященные памяти жертв сталинских репрессий: "Новомученики и исповедники" и "ГУЛАГ". Есть и зал с названием "Сталинский социализм". Поскольку экспозиция готовилась специалистами таких "антисталинских" архивов, как ГАРФ и РГАСПИ, интересно посмотреть, как сочетается подобный материал с идеей "Православной Руси" и Днем народного единства.

Но речь у нас не о выставке, а о патриархе.

Можно, конечно, назвать его обычным советским человеком, которому как вдолбили в голову в так и не законченной им советской школе про стройки социализма и Победу, так он и повторяет это десятилетия спустя при каждом удобном случае. Но нет, тут все гораздо сложнее.

Во-первых, патриарх в своей речи четко разделил достижения и злодейства. О сталинских "достижениях" в РПЦ обычно говорят только малочисленные фрики, обитающие на дальних приходах и рисующие, чтобы привлечь внимание публики, иконы "с Вождем". Размах сталинского террора против церкви был таков (только в 1937-1938 годах было расстреляно около 80 процентов епископата), что вытравить его из церковной памяти невозможно. О сталинских преступлениях открыто говорят все основные представители идеологического ядра в руководстве церкви, а также многие епископы и рядовые священники. В главном на сегодняшний день церковном учебном заведении - Свято-Тихоновском богословском университете - есть обширная программа по изучению репрессий против церкви. Ежегодно православные издательства с благословения (то есть с цензурного разрешения) церковных властей выпускают десятки новых книг, посвященных различным аспектам антицерковных репрессий и памяти погибших священнослужителей и мирян (новомучеников). Ими буквально забиты полки церковных книжных лавок, в которых никогда не увидишь просталинского "мыла", столь характерного для исторических отделов обычных книжных магазинов.

Во-вторых, не будем забывать, в какой компании патриарх произнес эту речь. На церемонии присутствовали Владимир Путин, Сергей Собянин, Владимир Мединский, Сергей Иванов и прочие высокопоставленные лица, имеющие общее, сложившееся за последние два десятилетия понимание советской истории. Суть этого понимания я бы сформулировал так: "Хороший чекист пытает хорошего арестованного: у каждого своя правда, но оба любят Родину". Убежденные ленинцы в прошлом веке именовали это "теорией единого потока". Эта теория порицаемая советскими идеологами, но прижившаяся в 1970-1980-е годы среди "государственников" в МИДе и КГБ, была проста. В истории страны были плохие и хорошие страницы, были плохие и хорошие люди, но надо принимать это все целиком и, помня о плохом, чаще говорить о хорошем, формируя на этой основе чувство патриотизма.

Собственно, на основе этой теории - от рекламного ролика банка "Империал" начала 1990-х, где на загробном кремлевском приеме сходились Гагарин с Менделеевым, до школьных учебников истории, разрабатываемых под надзором Путина и Мединского, - и сформировалась нынешняя официальная трактовка российской истории. Посмотрим, как оперирует этой трактовкой Московская патриархия.

Пару недель назад был я в Екатеринбурге. Первое, что я увидел на подходе к Храму-на-Крови, воздвигнутому на месте печально известного Ипатьевского дома, был огромный рекламный щит выставки "Священная война". Она проходила в здании духовно-просветительского центра "Царский", составляющем вместе с храмом и памятниками царской семье "Святой квартал".

Еще больший сюрприз меня ожидал на самой выставке. Это был валявшийся на раздаче внешне непримечательный буклет без выходных данных. В отличие от халтурной выставки, собранной епархией, по словам местного коллеги, за две недели по распоряжению областного управления культуры, он был сделан с душой - виден был хороший московский дизайн. Рекламировал он движение "За жизнь" возглавляемое небезызвестным протоиереем Димитрием Смирновым, главой Патриаршей комиссии по вопросам семьи и молодежи.

"Жизнь", как мы знаем, является копией движения Pro-Life, перенесенной на российскую почву американскими протестантами-фундаменталистами в 1990-е годы. Широкой публике она известна шокирующими стикерами с изображением тел нерожденных младенцев, которые активисты движения щедро расклеивают в московском метро. Однако теперь, оторвавшись от креатива братьев по разуму из штата Алабама, они придумали что-то свое.

В новом буклете, снабженном классическими фронтовыми фотографиями, они сообщают читателю следующее: "Наши деды воевали ЗА ЖИЗНЬ", "Я помню, я знаю, я своих детей не убиваю", "Большинство из празднующих Победу сегодня родились благодаря тому, что их бабушки и прабабушки не сделали аборт в трагические и героические 30-50-е гг.".

И есть там тезис, который прямо перекликается с речью патриарха Кирилла. Речь идет о сталинской политике борьбы с абортами и гомосексуализмом: "Увенчанная в 1943 г. избранием патриарха Сергия, эта политика духовно мобилизовала наш народ вокруг традиционных культурно-исторических и семейных ценностей после хаоса и беспредела 20-х гг. Ее олицетворением стал Сталин. Поэтому многие совершенно искренне шли в бой "За Родину! За Сталина!".

Тут виден результат внутренней идеологической трансформации РПЦ в постсоветский период, а также ее реакция на формирование государственной политики в сфере истории.

Самый крупный успех государства по части воздействия на историческую память - это не сказки об "эффективном менеджере", а раскручивание культа "Победы". Как уже не раз отмечалось, "память о Победе" во многом вытеснила память о войне как таковой и приобрела черты гражданской религии. Введение законодательных норм на предмет сакральности памяти о войне и применение их к подросткам, захотевшим потрясти попой на фоне бетонных монументов или древних танков, убедительно подтверждает это.

Внутри церкви есть понимание того, что государство сформировало новый культ, который если и не стал приоритетным по сравнению с православием, то как минимум существует равноправно с ним. Несмотря на попытки некоторых церковных идеологов, прежде всего главного редактора "Журнала Московской Патриархии" Сергея Чапнина, начать борьбу с государственным культом, большие церковные начальники (и инициативные деятели на местах) явно решили идти другим путем. Они просто стали приспосабливать культ ВОВ к идеологическим схемам самой РПЦ.

В результате оказывается, что важна была не столько сама война, сколько то, что благодаря ей открылись церкви и повысилась нравственность, да и сама Победа стала возможна только потому, что Сталина консультировала Матрона Московская, священники окропляли передовую святой водой, а перелом в ходе военных действий наступил после избрания патриарха.

Государство же по каждому пункту упираться и доказывать историческую истину не будет? Не будет. Генералы и вовсе будут довольно хлопать глазами, если перед ними с умным видом нести патриотическую и высокодуховную чушь. А значит, теперь можно из деревенского памятника павшим в Великой Отечественной соорудить что-то уже не коммунистическое, а вполне себе православное.

Стоит ли возмущаться подобным переписыванием истории? Разумеется. Только вот вопрос - что можно в этой ситуации сделать? Дело ведь не в личной позиции Кирилла, Димитрия Смирнова или других заметных церковных персонажей. И даже не в позиции РПЦ как таковой.

Просто социальная функция церкви состоит в поддержании памяти о мертвых. Это она по определению делает хорошо. С мертвыми ей куда сподручнее, чем с живыми. Поэтому церковь и дальше будет присваивать и переводить в свое измерение память о любых мертвых - репрессированных, погибших солдатах, жертвах авиакатастроф... Гражданские активисты не успеют повернуться, а человек с кадилом уже будет стоять впереди любой процессии и хозяйски осматривать любой надгробный памятник - как бы его переделать на православный лад.

Защитить секулярное в подобной ситуации непросто. Но можно, когда в подобной защите есть реальная необходимость. Когда есть люди, готовые отстаивать свою трактовку исторической памяти. Пока фронтовики или их вдовы были живы, вряд ли кто стал бы прилаживать к братским захоронениям православные кресты. А когда в опустевшей деревне даже детей тех фронтовиков не осталось, памятником распоряжается новый хозяин - и кто ему указ?

А пока будем и дальше с интересом наблюдать, как общенациональная память, выраженная в том числе в могилах, памятниках и символах, будет "оправославливаться" - подобно тому, как христианизировалась в далеком прошлом символика языческих империй. Пока соцсети дрожат от возмущения по поводу якобы просталинских высказываний Кирилла, православные священники в далеких и близких селениях свинчивают с покосившихся бетонных плит красноармейские звездочки и чертят кресты над вылинявшими портретами тех, кто, может быть, и ходил в бой "за Родину за Сталина".