Россия любит детей. Дети – наше будущее, они цветы нашей жизни, и все лучшее – детям. О детях с патриотическим надрывом или пьяной истерикой может говорить кто угодно – от первого деревенского алкаша до последнего российского президента. Детьми можно все оправдать и перед всеми оправдаться. Можно ввести цензуру в интернете, потому что дети рыщут по сети в поисках эротики. Можно отменить ларечную торговлю пивом, потому что дети ходят по улицам мимо ларьков. Можно стерилизовать телевидение, потому что дети могут подсмотреть что-нибудь взрослое. Дети – идеальная отмазка для государственных непристойностей. Но самое главное – показной заботой о детях можно прикрыть отсутствие подлинной заботы о них. Можно говорить в новогоднем поздравлении о милосердии к детям и в то же время президентской подписью обрекать детдомовских детей на вечное сиротство.

Бесконечная трескотня холеных государственных мужей, сытых чиновников и лоснящихся от самодовольства депутатов Государственной думы заглушает в общественном сознании вопиющие факты. В России около двух тысяч сиротских заведений. По официальным данным, в стране 650 тысяч сирот, а по неофициальным – около миллиона, и каждый год добавляется еще около 100 тысяч. Беспризорников, по разным данным, от двух до четырех миллионов.

Нет, конечно, не депутаты и чиновники убивают своих детей или бросают их в роддомах и на улице. Они своих детей любят, рожают их где-нибудь в Ницце, воспитывают в Швейцарии, обучают в Оксфорде и благословляют на жизнь в Америке. С этими детьми все хорошо. Плохо с теми, чьим родителям не повезло с властью, достатком и родительской ответственностью. Этим детям не самое бедное наше государство могло бы помочь - хотя бы не мешать другим им помогать. Но ведь наши дети – это наше будущее, наши цветы, наша забота. Никто не смеет помогать им кроме нас. Поэтому лопающиеся от благополучия депутаты Госдумы запрещают американцам усыновлять наших бездомных, а за ними и вся государственная система готова заглушить трескотней о высших государственных интересах простое семейное счастье одного конкретного ребенка.

Очередная демонстрация такого государственного подхода состоялась 16 января в небольшом городе Березники Пермского края, где местный суд рассматривал ходатайство Марии Алехиной об отсрочке исполнения приговора до достижения ее пятилетним сыном Филиппом 14-летнего возраста. Статья 82 УК РФ предоставляет судам такую возможность. Уголовное законодательство одной из своих целей считает наказание преступников, но вовсе не членов их семьи, а потому дает возможность минимизировать для матерей и их малолетних детей последствия приговора к лишения свободы. Надо только этой возможностью воспользоваться.

При вынесении решения суд должен учитывать характер совершенного деяния и личность осужденной, ее поведение в местах лишения свободы. Мария Алехина, приговоренная по делу Pussy Riot к двум годам лишения свободы, никого не убила, ничего не украла, никого не обманула, не причинила вреда чьему-либо здоровью или имуществу. Ее "преступление" в том, что она вошла в политический конфликт с властью и верхушкой православной церкви. Совершенно не криминальный характер ее личности очевиден всякому, кто смотрит на события непредубежденно.

В колонии она получила несколько взысканий. Она не третировала сокамерниц и не вскрывала себе вены, не употребляла алкоголь или наркотики, не сквернословила и не призывала к бунту, не уклонялась от работы или профессионального образования. Ее ни разу не наказали даже штрафным изолятором. Ей выносили устные выговоры за то, что она не встала по подъему, когда в полшестого утра надзиратель за дверью камеры вполголоса заспанно бормотал: "Подъем". Ей вынесли выговор за то, что на дисциплинарной комиссии, где разбиралось ее очередное нарушение, она отказалась говорить без адвоката, ссылалась на ст. 51 Конституции, позволяющую ей не свидетельствовать против самой себя, и вдобавок ко всему отказалась подписать протокол заседания комиссии. Все это назвали "пререканием" с администрацией и влепили ей за это еще одно взыскание.

Таков уровень претензий к Алехиной. Каждый, кто хоть немного знаком с тюремной системой, понимает, что лагерное начальство просто ищет поводы представить Алехину злостной нарушительницей режима. Подобных поводов можно набирать по десятку каждый день у любого заключенного.

Судья Галина Ефремова все это, разумеется, понимала. Она очень либерально провела судебное заседание. В зал суда допустили всех желающих, а те, кому не хватило места, смотрели трансляцию заседания по монитору в коридоре суда. Журналистам с телекамерами разрешили снимать весь ход судебного процесса. На фотокамеры – тем более. Ходатайства защиты удовлетворялись. Меня допустили к участию в деле в качестве законного представителя Алехиной с полномочиями второго защитника. Наших выступлений никто не перебивал, и даже прокурор не стал выступать в прениях. Но в результате все это не имело никакого значения.

Судья только поинтересовалась благополучием семьи, положением ребенка, здоровьем его отца и бабушки, стабильностью их доходов и наличием жилплощади. По ее мнению, это все, что надо ребенку. Любовь и присутствие матери – не в счет. Подумав два часа в совещательной комнате, судья постановила: Алехиной в ее просьбе отказать.

Государственные интересы редко совпадают с интересами каждого конкретного человека. Особенно пятилетнего.