Через неделю после того как в Киеве и других украинских городах отметили десятую годовщину исчезновения журналиста Георгия Гонгадзе, я вел в киевском бюро радио "Свобода" передачу, посвященную другому исчезновению, совсем еще свежему, - главного редактора харьковской газеты "Новый стиль", автора многочисленных расследований Василия Климентьева. В офис шел как раз мимо места, где в последний раз на Европейской площади пересекся с Георгием - и не предполагал тогда, что дальше будет исчезновение, тишина, пленки майора Мельниченко, поиски тела... А за неделю до той годовщины в московском бюро "Свободы" я вел программу памяти белорусского журналиста, основателя оппозиционного портала "Хартия-97" Олега Бебенина. В офис я шел мимо Лесной улицы - здесь несколько лет назад была убита Аня Политковская. Каждая из этих смертей, каждое исчезновение - доказательство небезопасности журналистской профессии на постсоветском пространстве. И невозможности узнать правду о происшедшем.

Правоохранители вроде бы делают все что должны, гибель журналистов получает широкий общественный резонанс. По делам Гонгадзе и Политковской даже вроде как были найдены убийцы, по делу Гонгадзе обнаружен даже заказчик (правда, мертвый), а по делу Политковской заказчика ищут (и не факт, что найдут живого). И это отнюдь не все примеры таких вот разваливающихся, мутных, непроясненных дел. В России сейчас уже практически забыта гибель корреспондента газеты "Московский комсомолец" Дмитрия Холодова - а ведь это была первая резонансная журналистская смерть, взрыв прямо в редакции газеты в самые что ни на есть ельцинские времена! И до сих пор ничего не ясно. Дело несколько раз доводилось до суда, несколько раз разваливалось - пока о нем окончательно не забыли. А ведь после гибели Холодова его коллеги указывали на причастность к происшедшему "лучшего министра обороны России" Павла Грачева - однако на карьеру генерала это никак не повлияло. Как не повлияло на карьеру президента Калмыкии Кирсана Илюмжинова убийство оппозиционной журналистки Ларисы Юдиной людьми из его ближайшего окружения. Илюмжинов не то чтобы отделался легким испугом - он вообще не испугался и продолжил, между прочим, не только Калмыкией руководить, но и Международной шахматной федерацией, оставаясь одним из богов спортивного мира.

Такие примеры можно множить и множить, отвечая тем, кто рассказывает нам о продажности и нечистоплотности журналистского сообщества. Вне всякого сомнения, прожженных карьеристов среди журналистов немало - как, впрочем, и среди представителей других общественных профессий. И сама профессия журналиста для таких людей всего лишь ступень для последующей успешной деятельности на политическом и предпринимательском поприще, то есть там, где за нечистоплотность платят еще больше, чем в СМИ. Но это не отменяет того простого факта, что власть на всем постсоветском пространстве по-прежнему относится к журналистике как к обслуге. И как только эта обслуга начинает переступать границы дозволенного - следует выстрел. И отнюдь не предупредительный.

Мне могут сказать, что причиной гибели журналистов нередко бывает не их профессиональная деятельность, а личные качества, побочные занятия, неумение оценить риски. И я могу согласиться с таким ходом рассуждений. С Климентьевым, Холодовым, Бебениным, Юдиной я знаком не был, а вот Политковскую и Гонгадзе знал хорошо. И могу подтвердить на любом суде: это были не ангелы, а живые люди. В том-то ведь и ужас, что были убиты живые люди, у которых остались близкие, дети, друзья. Они были неуравновешенные, неуправляемые, они встречались с подозрительными личностями, они очертя голову летели туда, куда более рассудительные люди и носу не сунут? Конечно, так и было, так и должны вести себя настоящие журналисты. И потом, самое главное: власть ведь не говорит, что было с погибшими на самом деле. Убийства расследуются годами, объявляются провокациями, Леонид Кучма указывает дрожащей рукой на ЦРУ, Владимир Путин говорит, что Анна Политковская была бы куда удобнее для него живой, чем мертвой... И при этом все вокруг прекрасно понимают, что власть знает правду - и никогда, никогда ее не скажет.