Митинг в Калининграде, доклад ИНСОРа, выступление Сергея Миронова. Все это дает повод сравнивать нынешнюю обстановку в стране с перестройкой. Ну и сравнивают, внушая мысль, что все спланировано, задумано и санкционировано.

Насчет того, что происходит там, в высших сферах, так это у всех одни только гипотезы. Стоит также вспомнить, что столь разные люди, как Сталин и Набоков, предупреждали о рискованности исторических параллелей и невозможности предсказания будущего на основе опыта прошлого. Но мне самым существенным представляется другое. Перестройка была завершающим этапом развития режима, имевшего историю, на протяжении которой он демонстрировал способности к изменчивости. То же, что происходит сейчас, кризис роста. Причем это в равной степени и кризис российской демократии, заметно деградировавшей, но все-таки сохранившейся, в последнее десятилетие, и одновременно кризис неототалитарного режима, в который эту демократию превращают все те же десять лет.

Так что ситуация весела до невозможности. Особенно с точки зрения ее описания и интерпретаций. Что ни скажи, все верно и все не точно. Да-да, в том числе и то, что я только что сказал и еще скажу – не надо ловить меня на слове, я сам все признаю.

Самое главное отличие нынешнего времени от перестройки – это роль и место интеллектуалов и журналистов в обществе. Историк, экономист, писатель, журналист – все это главные действующие лица перестройки. Причем сразу же после гибели тоталитаризма положение их изменилось коренным образом. В зарождающемся российском государстве в начале девяностых им пришлось отправиться на поиски новых социальных ниш.

Одной из таких ниш была собственно власть. Тогда в силу жизненной необходимости короткое время у власти находились интеллектуально продуктивные люди, заложившие основы правового государства и открытого общества. Но постепенно они были вытеснены тем, кого бы я назвал профессиональными властителями.

Перемены последних десяти лет включали в себя не только дальнейшее вытеснение интеллектуалов из власти, но и отказ от любого использования интеллектуального потенциала страны. Слово "эксперт" приобрело только одно значение – политтехнолог. Подчас политтехнолог философствующий. О том, что за публика подобралась в администрации президента, можно судить по только что уволенному оттуда куратору Калининградской области Олегу Матвейчеву. Он автор книги с суровым названием "Суверенитет духа" и автор послесловия к книге "Экспертократия" (вот такого они о себе мнения), в котором сообщил, что стоял у истоков такого бизнеса, как изготовление на заказ диссертаций, и жил этим десять лет. Такие вещи более не принято скрывать. Как и свое отношение к интеллектуальной продукции.

Это я еще об одном, не очень заметном философе и чиновнике. Но ведь интеллектуальный уровень власти – это Петрик с его шарлатанскими изобретениями, Калашников с агрогородами и прочая дребедень.

Доклад ИНСОРа клеймили по-разному. Но более всех отличился бывший сотрудник АП, уволенный оттуда, как представляется, за явное интеллектуальное (я не оцениваю его деятельность) превосходство над руководством. Он обвинил инсоровцев в государственной измене. Но он зря старается перекатоличить папу римского. Самое главное, что сказано об авторах доклада, - что на них "уже давно смотрят как на людей, которые ни на что не влияют".

Но и те, кто накинулся на инсоровцев, видя в них, прежде всего, конкурентов, а вовсе не противников (внутривидовая борьба – самая жестокая), мало на что влияют. Ну да, у них есть некоторые хлебные проекты и возможности их перераспределения. Да, они могут оперативно руководить СМИ (не всеми, далеко не всеми), политическими партиями и организациями. Но даже не весь агитпроп им подчинен, не говоря уже о силовой составляющей и стратегических решениях – политических и экономических.

Тем же, кто владеет всей полнотой власти, судя по многим признакам, вся эта умственность, лояльная и не очень, совершенно ни к чему. Ее не стоит ни подавлять, ни особо поощрять. Докладом больше, докладом меньше.

И – вот тут еще одно принципиальное отличие от перестройки – примерно таково же отношение ко "всему этому инсору" и у общества. И все по той же причине. Во второй половине восьмидесятых годов советские люди столкнулись с тем, что их прежний образ и уровень жизни, стандарты поведения и потребления, возможности личностного и социального развития оказались под угрозой. Исправить положение можно было только на макросоциальном и политическом уровне – личных возможностей не было.

Теперь же, что бы ни творилось и как бы это ни называлось, гораздо меньшее число людей, в первую очередь из социально-креативных групп, связывает свою судьбу с решением стратегических проблем развития страны. Они сами себе хозяева, как бы их ни пытались от этого отучить в последние десять лет. Да, это адаптанты, да, это люди, приспосабливающиеся к условиям, которые в других странах считаются неприемлемыми. Да, они могут стать опорой неототалитарного режима.

Но это уже не советские люди, внимавшие интеллектуалам, как жрецам. Потому вспоминать перестройку сейчас, по меньшей мере, странно.