О самобытности
Давно замечено, что когда наши руководящие господа-товарищи затевают те или иные запретительно-репрессивные пакости, их резко пробивает на всемирную отзывчивость и они чуть что норовят кивнуть на мировой опыт. Вот в Европе, говорят они, за такие дела вам такой бы штрафчик выписали, что ого-го. А в вашей, говорят, любимой Америке таких, как вы, так по судам бы затаскали, что не дай вам бог. А если кто-нибудь из наиболее бестактных начнет вякать что-нибудь в том духе, что мировой опыт вовсе не ограничивается запретительными или карательными функциями и что есть еще на свете всякие такие штуки, как, например, права личности или еще какие-нибудь подобные глупости, то тут же выясняется, что у нас особый путь и нечего нас учить - на себя бы лучше посмотрели, товарищи волки.
У нас особый путь, и спорить с этим бессмысленно. Мы самобытны и оригинальны до изумления. А остальные - нет. Посмотрите сами: ну все же на одно лицо - что финны, что японцы, что итальянцы, что поляки, что грузины. Не различишь. Поэтому нам все завидуют. Ну и недолюбливают, ясное дело. И мечтают погубить - кто явно, кто тайно. Когда такое было, чтобы глобализованная посредственность и унифицированная серость не ополчалась на все яркое, самобытное и особенное? Никогда такого не было.
Вот и приходится веками держать круговую оборону против агрессивного напора мировой истории и огрызаться время от времени на манер самобытной советской официантки: "Вас много, а я одна". "Одна ты на свете! Одна ты такая", - в унисон упомянутой официантке сообщает своей родине самобытнейший поэт Сергей Михалков в одном из своих вдохновенных гимнов, последнем на данный исторический отрезок.
Все у нас особенное. И даже патриотизм, принимающий подчас форму иррациональной любви к географической карте, тоже какой-то особенный. Вот прямо на днях я обнаружил на мусорном контейнере огромную, выполненную масляной краской надпись. Надпись была такая: "Курилы наши". Главное тут, разумеется, не само проявление бурного патриотического восторга, а с безукоризненной точностью выбранное пространство его репрезентации.
И вера особенная. Об этом лучше всего у Лескова: "Вы, - говорят англичане, - нашей веры не знаете: мы того же закона христианского и то же самое Евангелие содержим". "Евангелие, - отвечает левша, - действительно у всех одно, а только наши книги против ваших толще, и вера у нас полнее".
И вот еще о самобытности. Пару лет тому назад перед входом в аптеку я увидел сидевшего на маленькой скамейке мужичка. В ногах у мужичка валялась потрепанная бесформенная кошелка, из которой торчали какие-то трубки и железяки. На шее у него висел кусок картона. На куске была бесконечно интригующая надпись: "Изличаю все болезни и гимарой срочно". Публика, впрочем, обидно игнорируя безусловную самобытность и вселенскую универсальность этого культурного героя, шла все же в заурядную и вовсе не самобытную аптеку.
Статьи по теме
Школа прямохождения
Не все читали его труды, и не все слышали его речи. Для немалого числа людей сам факт его существования был начальной школой прямохождения, был сильнодействующим лекарством от капитулянтства и цинизма.
Лучше иметь дружбу всегда
С любовью разобрались. Но еще осталась дружба. С дружбой, впрочем, в свое время основательно поработало другое государство - советское. Была, была дружба в советские годы, цвела она пышным цветом и щедро подкармливалась родным государством.