Есть такая театральная байка. В прежние времена, когда для спектакля набирали статистов на роль толпы, режиссер заставлял их многократно и на разные лады произносить одну и ту же фразу. Но непременно вразнобой, чтобы до публики доносились только отдельные слова и чтобы таким образом возникало ощущение невнятного гула. Фраза была такая: "А чего тут говорить, когда говорить-то нечего?".

Когда театр выезжал на гастроли, статистов, понятное дело, с собой не возили, а набирали из местных. И вот однажды некий театр приехал в некий город, где, как всегда, помощник режиссера озаботился наймом "толпы". Он обратился за помощью к городскому начальству, начальство отнеслось к просьбе с полным пониманием и прислало в театр внушительную толпу курсантов военного училища. Но появились они минут за пять до начала спектакля. На репетицию времени не было, помреж второпях объяснил им, в чем состоит их нехитрая задача, они дружно покивали головами в том смысле, что все, мол, понятно, и спектакль начался.

Когда пришло время, толпа, наряженная крестьянами, возникла на сцене и бодро, а главное, стройно и слаженно прокричала: "А чего тут! Говорить! Когда! Говорить-то! Нечего! А чего тут! Говорить! Когда! Говорить-то! Нечего! А чего тут! Говорить! Когда! Говорить-то! Нечего!" Военные люди, что поделаешь. Невнятного гула не получилось - получился внятный хор, явно не предусмотренный режиссерским замыслом.

Это я к тому, что еще совсем недавно мне казалось, что это самое "а чего тут говорить" стало выделяться из невнятного общественного гула и приобрело конкретные, хотя и очень грустные очертания. И правда: "А чего тут говорить, когда говорить-то нечего".

А вот в последние дни я вдруг отчетливо ощутил, что не совсем так, что снова есть о чем говорить. Например, о том, что общество даже в лице самых своих ленивых и нелюбопытных представителей как-то слегка очнулось от оцепенения. Вполне возможно, что мое ощущение ложно, что оно основано лишь на случайных впечатлениях, но оно есть. А совсем недавно - не было.

Дело не в результатах этих, с позволения сказать, выборов. Хотя и они впечатляют, если учесть всем известные обстоятельства - вбросы, качели-карусели и прочие разухабистые аттракционы, осуществляемые прямо на глазах всего честного и нечестного народа.

Дело в том, что очень многие граждане почти что в одночасье ощутили в себе полузабытое чувство ответственности. И пошли на избирательные участки - кто-то в роли избирателей, кто-то в роли наблюдателей. Я вот лично пошел вчера на избирательный участок, впервые, между прочим, лет за десять.

Я знаю, что мой осторожный оптимизм, мягко говоря, преждевременен. Я знаю, что эти пацаны просто так не уступят. Да, их абсолютная безнравственность сегодня очевидна практически каждому, кого в принципе занимают вопросы нравственности. Да, весь их небогатый интеллектуальный потенциал расходуется на глубоко традиционное в наших широтах искусство наебки. Да, вся сила их убедительности сосредоточена либо в элементарном подкупе, либо в омоновской дубинке. Да, их нелегитимность не секрет даже для них самих.

И именно поэтому они не уступят. По крайней мере добровольно. Не для того эти бультерьеры вгрызлись в тело несчастной страны. И, конечно же, они на полную катушку заведут свои фирменные механизмы, главными из которых являются запугивание и тотальное наглое вранье.

Но и нам нельзя уступать. Дети не поймут.

Мало нас? Конечно, мало. Удручающе, позорно мало. Но когда это в богооставленной нашей стране, в стране, где, по словам прекрасного писателя Лескова, легче найти святого, чем просто порядочного человека, думающих, совестливых и умеющих отстаивать свое достоинство людей было много? Но мы - это мы, и не будем забывать об этом.

Героизм - удел немногих. Героем быть не обязательно, а помнить о том, что у тебя есть человеческое достоинство и что ты обязан всеми доступными тебе средствами его отстаивать, - необходимо.

Теперь, кажется, окончательно, как при "развитом социализме", очевидно, что есть МЫ и есть ОНИ. Никого ни к чему не призывая, я лишь выскажу скромное пожелание, чтобы ИМ не досталось ничего кроме бочки солярки, на которой они сидят с ядерной берданкой в трясущихся руках, и груды ими же нарисованных бюллетеней, заполнивших их же урны с их же прахом. Чтобы каких бы то ни было общих с НИМИ дел брезгливо сторонились все, кто что-то знает и что-то умеет. Чтобы ученые, артисты, изобретатели, сочинители считали стыдом и срамом сотрудничать с этим унылым отстоем, с этой позорной шпаной. Чтобы они остались один на один с прикормленными "популизаторами" их великих идей, с разухабистой попсой и визгливыми девками, всегда готовыми "порвать". Чтобы их социальной базой оставалась только кодла юных недоучек, в такт размахивающих шариками, флажками и портретиками, и мордатые охранники их воровских малин. Чтобы они существовали в условиях духовного и интеллектуального лепрозория, где им самое место.

Знаю, что это неосуществимо, по крайней мере в ближайшей перспективе. Но мы ведь живем не только сегодняшним и даже не только завтрашним днем.

Ключевым словом сейчас мне кажется "сопротивление". Какие формы примет это сопротивление, зависит от персонального социального и культурного темперамента каждого. Но только он, пафос сопротивления, спасителен для каждого из нас в отдельности и всех нас вместе. Не дай себе засохнуть и, как только можешь, не давай ни малейшего повода считать тебя быдлом и холопом. Не поможет? Поможет. Уже помогает. Последние дни об этом свидетельствуют. По крайней мере, мне так кажется. А я привык доверять собственной интуиции.