статья Молчите, проклятые книги!

Анна Карпюк, 24.10.2007
Книги. Фото с сайта polotsk.nm.ru

Книги. Фото с сайта polotsk.nm.ru

Опубликован список из 16 печатных произведений, запрещенных ФРС на основании судебных решений. Эксперты по-разному оценивают эффективность такого метода борьбы с расистской пропагандой. Читайте комментарии Эмиля Паина, Галины Кожевниковой и Сергея Арутюнова.

Эмиль Паин, руководитель Центра по изучению ксенофобии и экстремизма Института социологии РАН:

Целесообразность или нецелесообразность такого рода запретов – это очень сложный вопрос. Для меня лично очевидно, что эта мера сама по себе мало что дает, если не создается условий для трансформации идей или групп людей, которые реализуют эти идеи, в нечто позитивное. Запреты никогда еще не давали результата. Всегда можно найти способ, как их обойти, сохранив содержание, но изменив две-три буквы. Короче говоря, запрет - это очень ограниченный и малоэффективный способ противодействия экстремизму.

Галина Кожевникова, заместитель директора Информационно-аналитического центра "СОВА":

Этот список – просто технический результат работы судов по всей России. Росрегистрация только собирает информацию по каждому отдельному случаю, который рассматривался в суде. Стоит отметить, что этот список далеко не полон, даже с учетом предыдущего.

Процедура выглядит так: суд запрещает, отсылает информацию в Росрегистрацию, она, в свою очередь, просто включает его в очередной вариант списка.

Я сомневаюсь в эффективности запрета, как метода борьбы с экстремизмом, потому что есть широкое поле для злоупотреблений (не со стороны Росрегистрации, а со стороны судов и всего механизма в целом). Чтобы механизм запрета реально заработал, нужно его весь продумать и прописать. Запрет в некотором смысле является даже рекламой. Нет реального механизма запрета. Ну признал суд материалы экстремистскими, хорошо, за распространение этих материалов наступает административная ответственность, даже, возможно, уголовная. Но человек, который привлекается по 282-й УК статье за перепечатку какого-то материала, может сказать: "А я не знал, что этот материал экстремистский". И ведь возможно, что действительно не знал. Но теперь, после публикации таких списков, он так сказать уже не может – вот список, в него включен этот материал, если он об этом не знал, то это его проблемы, а если знал (а не знать не мог, потому что про это написали все газеты), то это прямой умысел. Так что приходится делать сознательный выбор: идти на преступление, распространяя и пропагандируя этот материал, или нет.

Публикация этого списка, с одной стороны, направлена на профилактику вовлечения людей в распространение такой литературы, а с другой стороны, это серьезный шаг в преследовании расистской пропаганды, потому что больше не будет простора для демагогии: мол, подсудимый не знал, судья не знал и по десятому разу заказал экспертизу (у нас же еще проблема в том, что экспертиз может быть двадцать – одна говорит, что материал экстремистский, другая - что нет). Теперь судья может просто свериться со списком.

Что касается этого конкретного списка, то меня очень радует, что в этом списке присутствуют материалы, которые запрещены явно не по политическим мотивам. Это материалы действительно ультраправые, пропагандирующие расовую ненависть, и эти материалы не абстрактно запрещены, а люди, которые распространяли и писали эти материалы, осуждены за эти действия. То есть это не политическая акция, а результат судебных процессов по конкретным материалам.

Сергей Арутюнов, этнолог, член-корреспондент Российской академии наук:

С одной стороны, я сам участвую в этом деле: меня не раз приглашали как эксперта для оценки работ Авдеева, Миронова, Севастьянова, Савельева. Все эти труды я считаю профашистскими, ксенофобскими и экстремистскими. Но те, кто заказывал мне экспертизу, неоднократно обращались в прокуратуру, но там в этих материалах элементов экстремизма не обнаруживали, хотя, например, книга Авдеева "Расология" почти полностью повторяет гитлеровскую расовую теорию.

Мое дело как эксперта установить, содержится ли в материале призыв к национальной и расовой вражде. Но, с другой стороны, я убежден, что нельзя запрещать никакое слово. Моя точка зрения сама по себе, есл угодно, экстремистская. Я думаю, что слово есть слово и даже за клевету и дезинформацию нельзя привлекать к суду, даже за призыв к насилию. Само насилие или прямая подготовка к нему - это, конечно, преступление к насилию, но за крики, что кого-то нужно резать, по-моему, наказывать нельзя.

Понимаете, у меня тут внутренняя раздвоенность, как и в отношении смертной казни: с одной стороны, я принципиальный противник смертной казни, но с другой стороны, я понимаю, что есть немало мерзавцев, которых следовало бы повесить и которых при этом часто покрывает государство.

Я полагаю, что все эти издания действительно вредные, но иногда под видом борьбы с экстремизмом начинается борьба с политическими конкурентами, как это было в случае с книгой "Нелюбимая страна" Андрея Пионтковского. Закон о борьбе с экстремизмом, с одной стороны, может действительно сыграть роль в борьбе с национальной и расовой ненавистью, но с другой стороны, может прикрывать чисто фашистские по своему характеру акции, то есть лить воду как раз на ту мельницу, против с которой он призван бороться. Все наше законодательство насквозь противоречиво, малоэффективно, двусмысленно и позволяет использовать его как дышло.

Анна Карпюк, 24.10.2007


новость Новости по теме