Черная быль атомохода К-431
В тот день, 10 августа 1985 года, на атомоходе К-431 из 4-й флотилии подводных лодок проводилась операция по перезарядке активных зон энергической установки. После нее выяснилось, что реактор потерял герметичность. Для устранения производственного ляпа пришлось опять поднимать 12-тонную крышку. Начальник перегрузочной команды, боясь выволочки от начальства, решил действовать втихую. Чтобы не привлекать лишнего внимания, ремонт был назначен на субботний день.
Как раз в то время, когда кран, размещенный на плавучей мастерской, начал тянуть тросом крышку, по бухте неожиданно пронесся катер-торпедолов (потом прокуратура установит, что несколько офицеров двинулись без разрешения дежурного по базе на рыбалку – так появилось еще одно обстоятельство, приведшее к катастрофе). Было 11 часов 55 минут. На волне плавмастерская качнулась – и крышку, а с ней компенсирующую решетку реактора выдернуло "на высоту выше расчетной технологии". Мгновенно началась самопроизвольная цепная реакция…
Автор дневниковых записей, которые мы приводим ниже, – офицер ВМФ, в то время служил на Тихоокеанском флоте "химиком" на атомной подводной лодке. В Приморье он приехал в 1983 году после окончания химического факультета высшего военно-морского училища в Баку. В августе 1985 года был старшим лейтенантом. Он и сейчас продолжает служить, поэтому попросил свое имя не называть. За разглашение подобных секретов и сегодня, 20 лет спустя, карают жестоко.
Август 1985 года
"10-го в субботу (в этот день произошел взрыв реактора на К-431) и 11-го в воскресенье я должен был провести на сходе – после боевой службы у меня накопились отгулы. Но 11-го в 6 утра меня вызвали на лодку. Удивился, что на остановке уже стоял штабной автобус, куда стекался ручеек таких же, как я, полухмельных химиков. Вот тут и узнал, что в Чажме на заводе рванула лодка... Почему-то не думал, что какое-нибудь грязное облачко залетело и в Фокин (город, где жили подводники, он в семи километрах от Чажмы. – Ред.).
В Павловске (база 4-й флотилии) автобус сразу въехал на техническую территорию. Начальник службы радиационной безопасности уже был в Чажме и привез оттуда двух своих офицеров, которые проводили химразведку. Видимо, таких доз нахватались, что им заказали места в госпитале, если не в другом месте... Начали было обсуждать, но тут появляется начальник особого отдела. Каждому сунул в руки по бумажке. Оказалось, подписки о неразглашении государственной тайны. Опять прошелся по кругу, собрал бумажки: "Все подписали?". Сели молча в катер. Он тоже. Так и молчали всю дорогу, чтобы тайну не выведать.
Меня включили в команду по обследованию бухты... Окажись К-431 с развороченным реактором на дне, то и бухта еще долгое время не избавилась бы от заражения. Но вечером лодку с помощью буксира вытянули (на отмель)... Кран после взрыва отбросило почти на середину бухты. Крышка реактора взлетела на 20 метров, а потом всеми своими двенадцатью тоннами рухнула на горящую лодку. Топливо (ядерное) разбросало по плавмастерской, по К-42, дозиметрическому судну. Была паника, народ разбежался. И наверное, правильно поступил – кому хочется светиться остаток жизни. Начальники тоже, видно, трухнули. Начал читать журнал поста дозиметрического контроля. Первая запись - только в 19.30. Семь часов никто не знал, что хватал.
Только во вторник составили карту перемещения образовавшегося после взрыва облака. Оно двигалось по направлению ветра со скоростью пять метров в секунду на северо-запад. Прошло всего 600 метров, потом ударилось о сопку. Нужно поставить там ограждения. Пока нечем... А если какой-то дурак пойдет туда за грибами?
Самая страшная новость – о найденном пальце с золотым кольцом офицера, погибшего при взрыве. Презренный металл показал мощность излучения – свыше 90 тыс. рентген. Официально об этом не говорят. По секрету узнал от приятеля из СРБ (служба радиационной безопасности. – Ред.), и то когда пили "шило" (спирт. – Ред.) в палатке офицеров химполка. Я и капитан-лейтенант понесли туда распоряжение об установке запрещающих знаков. Оставлять приказ нам не велели. Начальник штаба химполка отматерился: "Так не запомню, мать их...". Точно не запомнил, так как вместе с начальником моей группы весь вечер усиленно зачищались от радиации спиртом. Приказ так и провалялся у меня в кармане.
Бог спас от назначения на вывоз зараженного железа. Его же еще надо погрузить. А это тонн сто - не меньше. Как лодочному химику, доверили интеллигентную работу – собирать звездочки. Компенсирующая решетка реактора после взрыва разлетелась на 200-300 метров мелкими кусочками, названными звездочками. Их искали приборами по гамма-излучению, подцепляли лопатами, бросали в ведро или банку и только затем переносили в металлический контейнер для твердых радиоактивных отходов.
...18-го числа меня направили на обследование в госпиталь".
Сентябрь 1985 года
"Говорят, что здоров. Может, и так. Всех больных с подозрением на лучевую болезнь увозят в Питер. Дали освобождение от службы на 10 суток. Но вернули мне чистую медкнижку. Вроде я нигде и не проверялся. Результаты обследования сдали в секретную часть. И то хорошо. Это лучше, чем лежать под бетоном. Мой товарищ по палате рассказал, что собранные останки погибших при взрыве сожгли в заводской печи, а прах закопали на 15-метровой глубине и залили сверху бетоном.
Август 1986 года
"Ходит байка о японских детях, который привезли по обмену в наш пионерский лагерь "Океан". Их начальник достал дозиметр, посмотрел и сказал: прощайтесь".
Октябрь 1992 года
"Только сейчас (автор уже служит в штабе ТОФ. – Ред.) перехоронили в специальный могильник зараженный хлам, который в августе 85-го просто бросали в наспех вырытые у леса ямы. Благо карты сохранились".
Сентябрь 1994 года
"Совместно с Институтом гидрометеорологии обследовали весь залив Петра Великого. До сих пор загрязнены донные отложения в радиусе 1,5-2 км от места взрыва. Существует потенциальный источник загрязнения заводского поселка, связанный с неконтролируемым вывозом активного грунта из зоны берегового радиоактивного следа (я когда-то составлял его карту). В основном грунт везется в поселок для хозяйственных нужд. Медики не исключают, что радионуклиды по так называемой цепочке могут попасть в организм человека. Однако местное население ни в 1985 году, ни сейчас не обследовалось. Никому оно не нужно.
В штаб флота переправляется много писем от людей, служившими рядовыми, когда их направили на ликвидационные работы в Чажму. Просят прислать подтверждения, что они там были. Хотят получить льготы. Но не получат. Есть уже стандартный ответ: списки не сохранились. Ничего они не докажут, так как в военные билеты данных о полученных дозах, как положено, не заносилось. Зато есть приказ комфлотом о причислении к ликвидаторам адмиралов, участвовавших в расследовании взрыва К-431. В зоне бедствия, как пишется в бумаге, даже активно трудились начальник политуправления ТОФ Славский и начальник политуправления (Главпура ВМФ. - Ред.) из Москвы адмирал Панин."
Справка
Дело Владимира Сойфера
Профессор Владимир Сойфер заведовал лабораторией ядерной океанологии Тихоокеанского океанологического института, где несколько десятилетий занимался изучением радиоактивных загрязнений. Опубликовал более двухсот работ по этой проблеме. С середины 80-х годов занимался исследованиями радиоактивного загрязнения в бухте Чажма, которое возникло после катастрофы, случившейся при перегрузке топлива атомной подводной лодки в 1985 году. В это же время Сойфер изучал экологическую ситуацию в Японском море вокруг контейнеров с радиоактивными отходами, затопленных Тихоокеанским Флотом несколько десятков лет назад.
28 июня 1999 года во Владивостоке сотрудники ФСБ произвели обыски в квартире и лаборатории Сойфера. Были изъяты рабочие документы, касающиеся деятельности Тихоокеанского флота, и личная переписка с зарубежными коллегами. Поводом для проведения оперативно-розыскных мероприятий стали допущенные экологом нарушения инструкций по работе с документами закрытого характера, выявленные комиссией института, а также обнаружение их копий в сейфе ученого.
В постановлении Приморского краевого суда, подписанного заместителем председателя суда В. Ражевым, говорилось: "Поскольку действия Сойфера В.Н. создают угрозу государственной и военной безопасности Российской Федерации имеется необходимость в исследовании его переписки". Все работы, которые вел Сойфер, были приостановлены, его лабораторию опечатали.
Тем не менее, осенью 1999 года УФСБ вынесло решение не возбуждать уголовное дело против Сойфера о разглашении государственной тайны ввиду амнистии в связи с преклонным возрастом эколога. Кроме того, в феврале 2000 года Советский районный суд Владивостока частично признал действия сотрудников ФСБ в отношении ученого незаконными.
Решение ФСБ об амнистии было обжаловано ученым в краевом суде. Адвокат Сойфера Ольга Коровина в ходе судебных слушаний заявила, что, вынеся решение об амнистии Сойфера без его согласия, ФСБ нарушило конституционное право эколога на защиту. По мнению адвоката, ФСБ было обязано либо возбудить уголовное дело и доказать виновность Владимира Сойфера в суде, либо принять решение о прекращении преследования ученого за отсутствием состава или события преступления.
Приморский краевой суд согласился с доводами представителя Сойфера и отменил постановление местного УФСБ, признав, что оно было принято с нарушением норм УПК.
В ФСБ не скрывали недовольства относительно исхода дела. Так, управление ФСБ по Приморскому краю сообщило, что секретные карты, изъятые у профессора Сойфера, могут служить для использования странами НАТО высокоточного оружия в отношении наших военных объектов.
Согласно версии самого Сойфера, уголовное дело в отношении него было возбуждено для того, чтобы отстранить его от участия в радиологической и экологической экспертизе бухты Чажма. Там, по словам ученого, бывшая администрация Приморского края намеревалась создать совместное предприятие с американским, российским и японским капиталом для переработки ближневосточной нефти с последующей продажей в страны Азиатско-Тихоокеанского региона. Для начала работ необходимо было убедиться в безопасности территории, где в 1985 году произошла авария на подводной лодке.
Экспертизу проводила химическая служба Тихоокеанского флота. Как раз в это время профессора Сойфера, который также должен был участвовать в экспертизе, обвинили в несоблюдении режима секретности и лишили допуска к работе с аналогичными документами.
Владимир Сойфер вспоминал абсурдный, на его взгляд, ответ бывшего начальника Приморского УФСБ Веревкина-Рохальского: "Дело в отношении вас не возбуждалось и не прекращалось". Правда, позже профессора уведомили, что в отношении него дело прекращено за отсутствием состава преступления в его действиях.
По материалам Граней.Ру, NEWSru.com, Независимой газеты и Комсомольской правды
Статьи по теме
Катастрофы в "успешной стране"
В прошлом веке Россия в результате аварий и катастроф потеряла около 30 подводных лодок - считайте, целую флотилию, а с учетом военных потерь - 115 субмарин.
Семнадцать лет на радиоактивной свалке
Масштабы заражения, судя по первичным замерам, огромны. Положение усугубляется тем, что радиоактивная свалка "чадит" уже без малого 17 лет. До взрыва на Чернобыльской АЭС оставалось менее года, когда у причала судоремонтного завода произошла катастрофа, которую впоследствии назвали генеральной репетицией Чернобыля.