Подзаголовок книги Дэвида Саттера "Тьма на рассвете" - "Становление российского криминального государства" - может создать у читателя впечатление, что перед ним еще одно повествование о "русской мафии", каких на Западе написано уже немало. Но в том-то и дело, что Саттер имеет в виду не организованную преступность, которая деформировала и разъела, как ржа железо, светлую идею демократических реформ. В том-то и дело, что он считает преступными сами эти реформы. Режим, возникший на руинах советской империи, – не поражение реформаторов, не следствие роковых ошибок и стечения тяжких обстоятельств. Они не ошиблись, не сбились с пути и не проиграли антиреформаторам. Режим этот - именно то, что они и хотели построить. Так считает Дэвид Саттер. Такой книги о современной России на Западе еще не было.

Саттер не обличитель и не холодный аналитик. Он репортер, и он прожил последние 12 лет вместе с Россией. В его сочинении много реальных частных сюжетов, выстроенных в один, генеральный: сюжет превращения обанкротившегося социализма в аморальный, свинский, бесстыжий капитализм. Многие в России уже забыли, как их не раз за эти годы грабили при полном одобрении и всемерном содействии государства. Саттер напоминает. Он говорит, что "молодые реформаторы", будучи теоретически радикальными оппонентами коммунизма, на самом деле его порождение. Они вынесли из советской эпохи и бездумно применили главный принцип марксистской социальной теории, который гласит, что экономический базис определяет характер политической и нравственной "надстройки" общества. Поскольку марксизм учит, что для осуществления коммунистического идеала надо уничтожить частную собственность на средства производства, для перехода к капитализму следует поступить ровно наоборот – вернуть средства производства в частные руки, а "надстройка", мол, сама собой вырастет из правильных экономических отношений. Однако же не выросла, вернее – вырос какой-то уродливый сорняк.

Отношение реформаторов к населению России Саттер определяет как "социальный дарвинизм" – закон выживания наиболее приспособленных человеческих особей. Когда 2 января 1992 года грянула либерализация цен и Россию захлестнула волна гиперинфляции, начисто смывшая сбережения граждан, Егор Гайдар заявил в ответ на критику, что деньги на сберегательных счетах не были реальными, потому что не соответствовали товарным ресурсам. "Никто не спросил его, был ли реальным труд, вложенный в эти "нереальные" деньги", - говорит Саттер.

Наконец, еще одна догма, усвоенная "молодыми реформаторами" при изучении марксизма, – это их убеждение в том, что первоначальное накопление капитала почти всегда носит криминальный характер. В полном соответствии с этой теорией они и проводили приватизацию собственности. Гиперинфляция разорила не всех – те, кто имел доступ к сырьевым ресурсам страны и возможность заработать на разнице между внутренними и мировыми ценами, составили состояния, а потом скупили за бесценок у бедствующих соотечественников их "долю" национального богатства – ваучеры. Денежная приватизация была уже схваткой внутри нового класса собственников, но и она велась мошенническими средствами. А в 1995 году, когда приблизился срок новых президентских выборов, выдержавшие естественный отбор олигархи превратились в кредиторов правительства – наступила заключительная стадия приватизации, когда государство расплатилось с крупными бизнесменами своими самыми доходными предприятиями вроде "Норильского никеля".

На вашингтонской презентации своей книги Дэвид Саттер излагал историю российской приватизации без мелодраматических эффектов, отчасти даже извиняющимся тоном, объяснял тем, кто незнаком с российскими реалиями, что в стране 70 лет не было никакого понятия о частных инвестициях, а потому и некому было научить людей, как распорядиться ваучером; что использование инсайдерской информации в России не было наказуемо и практиковалось в ходе приватизации в невиданных масштабах; что русские гангстеры выполняли в сущности ту же функцию, что и юристы американских компаний: разрешали деловые споры, только своими специфическими методами. Он довел свой рассказ до генерального прокурора Скуратова, затеявшего расследование коррупции на самых верхах и павшего жертвой плотских страстей, а потом добавил к цепи событий всего несколько звеньев и пришел к взрывам 1999 года в жилых домах Москвы, Буйнакска и Волгодонска и к так называемым учениям ФСБ в Рязани. Перечислив обстоятельства, указывающие на то, что эти "учения" были на самом деле попыткой еще одного теракта против мирных граждан, Саттер подчеркнул, что у лубянского ведомства есть все возможности развеять подозрения на свой счет, но оно отчего-то этого так и не сделало, рассчитывая – ну разумеется – на забывчивость публики. И публика действительно почти все забыла. "Мне говорят, что я должен доказать обвинения, - объяснил Саттер. – Но презумпция невиновности в англосаксонском праве существует для того, чтобы защитить права частного лица от посягательств государства, и неприменима к самому государству".

На вопрос, как же теперь быть, автор отвечает так: "В ситуациях, подобных этой, можно только радоваться, что ты литератор, а не член правительства. У нас разные обязанности. Америка имеет прагматические мотивы, чтобы сотрудничать с Россией. Но литератор имеет обязательства только перед истиной. А уж задача нашего правительства сделать выводы из изложенных мною фактов".

ТЕРРОР-99: МЫ ХОТИМ ЗНАТЬ ПРАВДУ