Aлександр Cмолин: Что вы можете сказать о работе российской Генпрокуратуры по делу Ахмеда Закаева?

Сергей Ковалев: Комментарий здесь не очень прост. Можно говорить о том, что вообще представляет собой странный аппарат прокуратуры в российской стране. Отчасти это пережиток советского времени, слегка - только совсем слегка - подновленный и вполне готовый исполнять абсолютно все заказы. Другой вопрос - дело Закаева. Почему этот вопрос для меня непрост? Потому что я не видел документов, которые передала Генеральная прокуратура в Копенгаген. О многом можно лишь догадываться. В частности, уже всем известно, что в документах, переданных в Данию, фигурировала причастность Ахмеда Закаева к похищению двух священников - отца Анатолия и отца Сергия (ныне отца Филиппа). Кроме того, Закаеву вменялись в вину содержание священников под стражей, убийство отца Анатолия и так далее. Но известно это мне не из прямого знакомства с документами, подготовленными Генпрокуратурой, а из обсуждения в прессе, из того, что отец Филипп фигурировал в выпусках новостей различных телеканалов и статьях в газетах.

Само наличие этого эпизода наводит на мысль о прямой фальсификации. Дело в том, что совершенно случайным образом я был едва ли не первым независимым наблюдателем. В четвертом отделении кремлевской клиники мы с отцом Филиппом встретились. Я тогда лежал после инфаркта, а его поместили туда после возвращения из чеченского плена, и мы с ним долго разговаривали. Никакой Закаев никаким образом в этих разговорах не фигурировал. После этого я попросил о встрече с одним из активистов группы "Мемориал" Александром Черкасовым. Он получил пропуск в больницу и подробнейшим образом, под диктофонную запись с отцом Филиппом говорил. Стенограмма этой беседы существует, она частично опубликована в одном из изданий группы "Мемориал", и там фигурируют совсем другие похитители, в частности известный в свое время полевой командир Вахаев.

Так вот, само использование в обвинительных документах такого рода сомнительных эпизодов уже заставляет с недоверием относиться к обвинениям против Закаева. А дальше происходит совсем загадочная история. Отец Филипп начинает давать совершенно противоречивые показания. То он говорит, что да, он видел Закаева рядом с теми, кто похищал его и отца Анатолия, то он говорит, что ничего подобного не произносил. Создается впечатление очень серьезного давления на отца Филиппа.

Фактом остается следующее: отец Филипп и отец Анатолий посещали Закаева, говоря с ним о возможности освобождения нескольких пленных офицеров. Это так. Но согласитесь, что визит к Закаеву и похищение Закаевым - это совсем разные вещи. По целой серии последовательных невнятных высказываний отца Филиппа ясно видно, что он как-то не совсем готов давать определенные показания, что и заставляет говорить о том, что на него просто давили. Понимаете, если такого рода методы применены в некоторых эпизодах обвинительных документов, кто даст гарантию, что то же самое не было сделано и по отношению к другим обвинениям. Во всяком случае, когда говорят об отрубленных пальцах, захваченных пленниках, все это мне преставляется, насколько я знаю Ахмеда Закаева и вообще ситуацию в Чечне, абсолютной чушью.

Теперь два слова о том, почему именно Закаев привлек внимание российских властей. Думаю, вот почему. Дело в том, что власть имеет обыкновение иногда проговариваться. Относительно не так давно помощник президента Сергей Ястржембский сказал, что Закаев - вменяемый человек и с ним можно вести переговоры. С той же уверенностью это можно сказать и об Аслане Масхадове. Я это просто знаю по личному опыту. С Закаевым во время первой чеченской войны я не был лично знаком, мы познакомились примерно год-полтора назад, а вот Масхадова знаю давно и очень неплохо. И из всех чеченских авторитетных лидеров это люди наиболее сдержанные и готовые искать мирные пути. А вот наш генералитет и зависимый от генералитета или находящийся под его влиянием наш президент таких путей искать не хотят. И им выгодно не иметь переговорщиков. Им надо, чтобы все ясно видели: переговоры в Чечне вести не с кем. Вот так представляется мне наиболее логичная гипотеза относительно дела Закаева.

А.С.:Как бы вы оценили деятельность органов прокуратуры в Чечне?

С.К.: Знаете, мне, правда, трудно судить только Генеральную прокуратуру, хотя у нас в каком-то смысле все Генеральная прокуратура. Я думаю, что без сильного округления ситуации можно сказать, что это роль такая же, как у военной прокуратуры в делах о самовольном оставлении солдатами частей, о странной гибели молодых военнослужащих, о неуставных отношениях, ну и так далее. Эта роль сводится к тому, чтобы с одной стороны, не оставить без внимания жалобу или событие, а с другой стороны, запутать дело и отвести обвинения от довольно-таки очевидных виновников преступлений и, главное, от системы: армейского командования, МВД и так далее.

Грубая схема того, как прокуратура ведет себя в Чечне, такова. Появляются сообщения о нарушении закона, о какой-то незаконной расправе на мирным населением - наподобие того, как это было в Старых Атагах в феврале 2000 года. Семь трупов - как говорится, не баран начихал. А дело это не раскрыто до сих пор. И общая схема примерно такова. Вот возникло некое событие такого рода. Сведения достигают прокуратуры. Она заявляет о возбуждении уголовного дела. Далее. Военная прокуратура, которой надлежит контролировать соблюдение законности в воинских частях, заявляет, что у нее нет уверенности, что возможные участники преступления - военнослужащие. Они могут быть из внутренних войск, милиции или вообще лицами неустановленными. На этом основании дело передается в гражданскую прокуратуру. Гражданская прокуратура принимает дело к рассмотрению, ведет его некоторое время, а потом заявляет, что у нее нет права вызывать и допрашивать военнослужащих. Потом, со ссылкой, по-моему, на статью 195 старого УПК, дело приостанавливается. Смысл этой нормы в следующем. Если не обнаружено подозреваемое лицо, то дело не прекращается, а приостанавливается до выяснения новых обстоятельств преступления. Огромное количество дел о преступлениях, совершенных в Чечне, приостановлено именно таким способом.

При этом сама эта формула - "приостановленное дело" - очень хорошо используется политически. В Страсбурге всем объясняют, что дело не прекращено, оно продолжается. А точный перевод не дается, и таким образом российский контроль за действиями своих Вооруженных сил, осуществляемый прокуратурой, выглядит гораздо более прилично, потому что общее число дел не так уж и мало. Так что наша прокуратура - это политически важный орган, который позволяет совершать массу манипуляций в области права.