Для воссоздания объективной картины происходящего, как известно, должна быть выслушана и другая сторона. Так в России к любому официальному событию или действию власти необходимо пояснение, чтобы понять их действительный смысл.

В преддверии Дня Победы живо обсуждался так называемый закон Шойгу - инициатива, быстро превратившаяся в законопроект "О противодействии реабилитации на территории независимых государств - бывших республик СССР нацизма, нацистских преступников и их пособников". Этот законопроект уже внесен на рассмотрение Госдумы, обсужден на заседании специального круглого стола под председательством первого зампреда думского комитета по делам СНГ Константина Затулина. По нему в Уголовный кодекс России предполагается внести поправки, согласно которым лиц, признанных виновными в реабилитации нацизма, будет ожидать от 3 до 5 лет лишения свободы или в лучшем случае штраф в размере от 100 до 500 тысяч рублей.

Однако не все, как мне представляется, до конца понимают подлинное значение этой законодательной инициативы. По сложившейся традиции в России важны не столько сами законы, сколько подзаконные акты и инструкции, о которых общественность может и не подозревать, а спохватится, когда закон начнет претворяться в жизнь. Вот тогда станет ясно, кто имелся в виду под "нацистскими пособниками". Но уже сегодня можно попытаться понять и замысел власти, и возможные последствия будущего закона. Для этого необходимо внимательно отнестись к высказываниям официальных лиц и тех, кто должным образом улавливает "сигналы" верховной власти.

Для начала послушаем президента Медведева. "Мы стали чаще сталкиваться с тем, что называется сейчас историческими фальсификациями, - заявил он в своем видеоблоге. - Причем такие попытки становятся все более жесткими, злыми, агрессивными". Необходимо, по его мнению, бороться с фальсификациями истории и "не закрывать глаза на страшную правду войны", то есть быть объективным так, как это понимает власть.

А вот реакция на "сигнал" главы государства из уст генерала армии, президента Академии военных наук Махмута Гареева. Г-н Гареев известен тем, что всю свою жизнь стоял на страже официальной, генеральской правды о войне. Ему принадлежат многочисленные установочные статьи на эту тему. В условиях "суверенной демократии" в их названии появился нюанс: теперь они начинаются со слов "Об объективном освещении военной истории России...". На вопрос ведущего "Эха Москвы" Сергея Бунтмана о том, как быть с объективным освещением того, что произошло в июне 1941–го, генерал заявил: "Я настаиваю, что никакие историки ответа не дадут. Надо чтобы в создании нового труда участвовали государственные органы. Например, ответить на вопрос, что по-настоящему произошло в 1941 году может только Генеральный штаб, Министерство иностранных дел и КГБ, ФСБ сегодня". Именно так представляет себе объективность президент Академии военных наук, именно в таком духе наставляет новое поколение историков.

Ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН Юрий Жуков, сыгравший заметную роль в современном огламуривании Сталина, тоже правильно понимает "сигналы" власти. В интервью "Комсомольской правде" он прямо говорит, что "российские граждане, умышленно искажающие факты истории, должны нести уголовное наказание". Все отклонения от официальной правды о войне, с его точки зрения, это "яркое выражение проамериканского, антироссийского взгляда на то, что мы по праву называем Великой Отечественной". Ну и конечно, считает он, "нужно создать единый государственный учебник истории...".

Как видим, инициатива Сергея Шойгу грозит обернуться именно тем средством борьбы с независимыми историками, которого так не хватало ветеранам-охранителям и историкам, обслуживающим современную власть. Сама угроза использования закона приведет к еще большему затруднению поисков правды о Второй мировой войне, хотя и сейчас из-за недоступности многих до сих пор засекреченных документов этот поиск является крайне непростым делом. В такой атмосфере неизбежно произойдет дальнейшая деградация отечественных исследований по советской и постсоветской истории, не говоря уже о ее преподавании.

Возможный сценарий развертывания событий я могу показать на собственном примере. Правда, мои противники в 2002 году о таком законе могли только мечтать. После защиты моей докторской диссертации, в которой была глава "Сталинские планы по расширению "фронта социализма", президиум организации ветеранов Советского района Новосибирска 17 мая 2002 года постановил: "Обратиться к руководству СО РАН с просьбами

- принять меры к пресечению позорящих Сибирское отделение действий ученых-историков, соответственно наказать виновных и обратиться в ВАК с просьбой не утверждать без экспертизы специалистов по истории Великой Отечественной войны, военных историков докторскую диссертацию Павловой И.В., на наш взгляд, клеветническую...

- обратиться в соответствующее специализированное отделение РАН с просьбой дать официальную оценку "писаниям" В.Б. Резуна. Отсутствие такой оценки позволяет некоторым историкам, опираясь на его вымыслы, злобно чернить наш народ и завоеванную кровью Великую Победу...".

Участник войны В. Обыскалов в своей статье под характерным названием "Старые документы против новых фальсификаторов" ("Советская Сибирь", 8 мая 2002 года) был еще более непримирим. "Изменяя методике взвешенных, объективных исследований, И. Павлова говорит, что "демократия не удалась даже в истории", и призывает "историков демократического направления проявить не только терпение, но и отвагу". Разве не слышится вам, читатель, в этом призыве: в атаку, вперед! Куда? К реабилитации Гитлера, требовавшего истребить русский, все советские народы", - заключил оскорбленный ветеран.

Вот, дорогие соотечественники, против какой реабилитации нацизма и против каких нацистских пособников скорее всего будет направляться закон, находящийся на рассмотрении в Государственной думе. Против тех, кто посмеет сомневаться в генеральской и особистской правде о войне. За прошедшие десятилетия эта правда вышла наружу благодаря стараниям ряда историков (а здесь больше всего результатов добились не американские, не немецкие, а именно русскоговорящие историки, живущие как в России, так и в ближнем и дальнем зарубежье). И эта правда оказалась так страшна, что российское руководство решилось пойти на то, чтобы затолкать ее обратно.

Правде о Второй мировой войне, а не только о Великой Отечественной еще предстоит завоевывать надлежащее место как в историографии, так и в общественном сознании. Российское общество до сих пор к этому не готово. Оно отторгает правду о войне, и свидетельств тому масса. Сегодня трудно даже предполагать, когда 9 мая в России станет не официальным праздником торжествующей власти, а днем долгожданного мира, наступившего после кровопролитной войны, днем памяти о миллионах погибших в этой войне и напоминанием о том, как не должны строиться отношения власти и общества.

В заключение я хочу вспомнить о своем друге, дорогом моему сердцу ветеране Великой Отечественной. Он был одним из тех, кто участвовал в параде Победы 24 июня 1945-го. Он сам показал мне место, где стоял на Красной площади. Правда, как я представляю, тогда он воспринимал происходящее иначе, чем, например, режиссер Александр Довженко, записавший на следующий день в своем дневнике впечатление от того события: "Вчера я был на Параде Победы на Красной площади. Перед великим мавзолеем стояли войска и народ. Мой любимый маршал Жуков прочел торжественную и грозную речь Победы. Когда вспомнил он о тех, кто пал в боях, в огромных, неведомых в истории количествах, я снял с головы убор. Шел дождь. Оглянувшись, я заметил, что шапки больше никто не снял. Не было ни паузы, ни траурного марша, ни минуты молчания. Были сказаны вроде бы между прочим две или одна фраза. 30, если не 40 миллионов жертв и героев будто провалились в землю или совсем не жили, о них не вспомнили... стало грустно, и я уже дальше не интересовался ничем... Перед великой их памятью, перед кровью и муками не встала площадь на колени, не задумалась, не вздохнула, не сняла шапки. Наверное, так и надо. Или, может, нет? Ибо почему же плакала весь день природа? Почему лились слезы? Неужели они подавали знак живым?"

Но с того июньского дня 1945-го мой друг многое понял в нашей истории и перестал надевать свои ордена в День Победы.