В Саратове в обстановке рутинной возобновился позабытый было суд над Эдуардом Лимоновым. Пока обошлось без сенсаций. Эдуард Вениаминович получил слово и высказался с предсказуемой твердостью. Вины своей он не признает, дело сфабриковано гэбэшниками, а показания основного свидетеля, бывшего нацбола Артема Акопяна, лживы от первой до последней строки. Как и все обвинительное заключение.

У следователей и прокурора иное мнение. По их представлениям, писатель Лимонов - наш славный предшественник бен Ладена и Мовсара Бараева. Террорист, покушавшийся на создание незаконных вооруженных формирований и свержение нынешней власти, которая от Бога. Ему и подельникам грозит до 20 лет заключения.

Политический смысл процесса очевиден. Наводя обещанный порядок, власть стремится зачистить всех, кто слишком высовывается - и на правом, и на левом фланге. В этой связи можно вспомнить, как Владимир Путин в бытность директором ФСБ призывал к суду над генералом Макашовым. Похабно-забавная "Лимонка", которая была против всех, заметно раздражала Кремль, и суд над ней и попытки ее прикрыть логично рассматривать в ряду подобных "очистных" мероприятий - против Бабицкого, против НТВ, против ТВ-6, против Пасько. При всех различиях в идеологии.

Впрочем, даже на этом фоне процесс Лимонова выглядит весьма экзотично. Скупка оружия, приготовление к террору, сталинские сроки, которые обещаны "боевикам" Лимонова, - это даже по нашим строгим временам нечто неслыханное. Русский писатель, французский гражданин по сути сидит на одной скамье подсудимых с Салманом Радуевым. При этом до сих пор трудно сказать, сколь обоснованны выдвинутые против него обвинения, столь же нелегко - сумеет ли суд объективно разобраться в лимоновском деле. Ибо дело ведет ФСБ, а в подобных поединках "контора" в последнее время почти отвыкла от поражений. Хорошо стали работать следователи ФСБ...

Лимонова жалко. Сильно похудевший и постаревший на те два десятилетия, что сулит ему прокурор, он производит весьма тягостное впечатление. Размышляя о его судьбе, вполне уместно говорить о полноценной личной трагедии. О том, что экстремист Эдичка слишком увлекся мужскими играми, слишком заигрался в них, слишком загляделся в зеркало, в котором отразился не супермен, окруженный влюбленными бабами и крутыми парнями, а несчастный старик с конвоирами за спиной. О крутых парнях - разговор особый. Бесконечно грустный и безнадежный разговор.

Юноши, которых обвиняют вместе с ним, а равно и другие поклонники Лимонова - его жертвы. Безмозглое обманутое дурачье. Они тусовались возле здания ростовского суда, где судили Буданова, держа в руках дикие античеченские плакаты. Они бегали по разным столичным залам, выкрикивая всякий бред вроде "Сталин-Берия-Гулаг!" Вдохновивший их на эти подвиги взрослый дядя Лимонов был обыкновенным растлителем, и вина его перед малолетками несмываема. А если не врут чекисты и он на самом деле втравил их в безумную романтику террора, то он преступник вдвойне. И об этих пацанах, едва вступивших в жизнь, думать куда горше, чем о Лимонове. Ведь за них некому заступиться, и свое "не разделяя взглядов, мы все же просим" в их защиту не напишет никакой ПЕН-клуб.

Суд в самом разгаре. Вердикт его неочевиден, любые прогнозы недостоверны. Достоверны лишь чувства к хорошему писателю и скверному человеку: жалость и презрение. Но по таким основаниям не карают и не освобождают. Зато и приговор этот обжалованию не подлежит.