Максим Буткевич в Киеве в начале июня. Courtesy photo

Известный правозащитник Максим Буткевич, с марта воевавший в рядах ВСУ, захвачен в плен в Луганской области. Уже больше двух недель у его родных нет о нем никакой информации.

24 июня российские пропагандисты обнародовали видео допроса Буткевича. Он командовал 2-м взводом 3-й роты 210-го отдельного батальона ВСУ "Берлинго". В районе населенных пунктов Золотое и Горское половина взвода попала под ночной минометный обстрел, а наутро разведчик обманом завел украинских бойцов в окружение.

Буткевич - бывший журналист, один из основателей "Громадского радио". В последние годы он координировал проект помощи беженцам и искателям убежища "Без границ". Организация помогала, в частности, беженцам из Центральной Азии, России и Беларуси.

О Максиме Буткевиче - его коллега Саша Делеменчук, руководительница проекта "Тбилиси Шелтер Сити".

Я не могу вспомнить день и час, когда я познакомилась с Максом. Ни обстоятельств, ни событий. Несмотря на то что мы с ним учились в одной школе, в Украинском гуманитарном лицее - конечно, он был на несколько лет старше меня, но тем не менее. Затем мы учились в одном университете, КНУ имени Тараса Шевченко, он опять-таки был на несколько лет старше меня, он учился на философском, я на юридическом, мне было скучнее, конечно. Это было еще до того, как он уехал изучать прикладную антропологию в университет Сассекса.

Потом мы находились в одной активистской молодежной среде, которая протестовала против репрессивных действий правительств, против изменений климата, ездили на социальные форумы в Бразилию, в Порту-Аллегре, в Мальмё в Швеции, и при этом всем мы никак не пересекались. Мы занимались работой, связанной с правами меньшинств, с противодействием языку вражды и праворадикальными группами, не раз нам в лицо на тех же мероприятиях распыляли слезоточивый газ, но мы снова не пересекались.

Я не могу вспомнить тот день и час, когда я познакомилась с Максом Буткевичем. Было ли это в тот момент, когда мы встретились где-то в киевском баре на Подоле и кто-то нас представил друг другу в беглом разговоре. Было ли это в тот момент, когда в Гостином дворе во время дискуссии и "живой библиотеки" в рамках Международного фестиваля документального кино о правах человека Docudays UA очередные крайне правые пришли нас останавливать, и тогда у нас произошла совершенно эпическая дискуссия с Дмитрием Резниченко, который сейчас, я очень рада об этом говорить, ветеран войны, психотерапевт, один из тех, кто поддерживает молодежь на пути выхода из экстремистских движений. Но было ли это тогда, в Гостином дворе, когда мы пытались разговаривать с молодыми ребятами и говорили им о том, что чувствуем, что думаем и почему мы считаем, что все люди имеют право на существование, на самовыражение, на равенство...

Было ли это в тот момент, когда мы приехали в Сараево на Европейский форум мира - сразу же после Революции Достоинства, аннексии Крыма и начала войны на Донбассе в июле 2014-го, когда мы пытались рассказать о том, как путинские войска раздирают Украину, а нас двоих, старых леваков и антифашистов, радикально левая западноевропейская общественность обзывала нацистами просто за то, что мы считали, что Украина существует и должна существовать, и что это наша Родина, и это наше призвание...

Было ли это в тот момент, когда мы с Максом в 2016-м ехали в Славянск, для того чтобы вести семинары по медиаграмотности для местной общественности? Было ли это в тот момент, когда мы собирали деньги, чтобы купить ковер узбекской семье подопечных Макса и его организации, чтобы детям не холодно было ходить по полу зимой в крошечной хрущевке? Было ли это в тот момент, когда мы с очень важным для Макса человеком Сашей прогуливались в парке Киевского политехнического института, чтобы подготовиться к тому, что надо ехать забирать маленький гробик ребенка узбекской мигрантки, который умер, потому что она не получила в Украине доступа к медицинским услугам - несмотря на все усилия Макса, Саши и других доблестных людей из проекта No Borders Project?

Было ли это в тот момент, когда мы с Максом вели тренинг для узбекских журналистов и блогеров, которых преследуют в их стране, - на выезде, в горах, - когда мы обсуждали с ними историю репрессий Узбекистана и в нашу маленькую гостиницу били молнии, была гроза, отключился свет... И Макс был именно тем человеком, который принес для всех свечи, надев дождевик, он кинулся всех спасать. Макс всегда кидался всех спасать.

Я не помню дня, момента, минуты, в которую я познакомилась с Максом. Я просто помню, что он всегда всех спасал. Он спасал и меня, сидели ли мы в баре, писали ли мы заявления в Европейский суд по правам человека, собирали ли мы деньги на украинских военных, сталкивались ли мы с крайне правыми, доводилось ли нам идти вперед или отступать... У меня есть ощущение, что я знала Макса всегда. Что он всегда был рядом со мной. Что всегда была их гостеприимная квартира на Политехе, в которую можно было приехать и рано утром, и поздно ночью - особенно в 2014-м.

Я не помню дня и момента, в который я познакомилась с Максом. Возможно, мы знакомились много раз. Но я знала его всегда. И я знала и знаю его как сильного, достойного человека. Человека, который был и есть честный бескомпромиссный журналист. Самоотверженный антрополог. Бесстрашный активист. Сердечный и поддерживающий правозащитник. Защитник тех, кто страдает больше всего. В основном - людей с инвалидностью, женщин и детей. Самых незащищенных и самых гонимых. А еще удивительно творческий человек, тонкий лирик и тот, кто научил меня верить, что Бог все-таки может существовать.

Поэтому, друг мой, анархист и украинский патриот, журналист и правозащитник, тренер и лектор, активист и борец, гражданский и военный, сын Украины, которую я люблю и которую знаю с детства, - я молюсь сейчас только о том, чтобы ты вернулся домой.